Что происходит?
Быстро проскальзываю в комнату, обшариваю шкафчики, где вроде бы должны храниться лекарства, но там ничего нет. Выбираюсь в коридор, хватаю ртом воздух и понимаю, что, находясь в сестринской, сдерживал дыхание. «Успокойся, — говорю я себе, — тебе не выбраться отсюда, если не успокоишься». Нельзя больше тратить время, бесцельно бродя по больнице. Придется найти лекарство где-то в другом месте.
Коридор гудит от пронизывающих его электрических полей, и голова отвечает тем же. Сжав зубы, набираю код, записанный на бумажке. Он срабатывает. Проталкиваю вперед ведро и облегченно вздыхаю, когда дверь закрывается. Опускаю взгляд, прохожу через двойные двери и иду дальше. Добираюсь до лестницы. Попадаю в вестибюль.
Я на крыльце.
Свободен. Чувствую ветер на лице, легкий дождичек сыплет на волосы, а когда поднимаю голову — вижу небо, но не какой-то кусочек сквозь зарешеченное окно, а целиком, темное и бесконечное. Медленно иду по больничной парковке, выхожу на улицу, ни разу не оглянувшись назад, не ускорив шаг, стараясь выглядеть обычным парнем, уходящим с нормальной работы совершенно нормальным способом. Сейчас три часа ночи.
У уборщика оказалась мелочь в кармане, но никаких документов. Колечко с ключами неясно от чего. Вероятно, он оставил свой бумажник и ключи от машины в шкафчике, но у меня не хватает смелости вернуться и поискать их. На автобус мелочи достаточно, если только я решу, куда ехать. Вероятно, хватит и на дешевый завтрак. В поездах есть камеры наблюдения. Как только мои враги узнают о побеге, они начнут проверять и увидят меня в вагоне. А может быть, и в автобусах тоже есть камеры?
Нет, нельзя рисковать и садиться на общественный транспорт. Мне нужно добраться до ближайшего шоссе, а там проголосовать и выехать из города на машине. Бежать без оглядки. Чем дальше я уберусь, тем лучше. Безликие люди — реальность. Не могу прийти в себя от этого открытия. Необходимо как можно скорее оказаться подальше отсюда. Не знаю, что они хотели со мной сделать, но, раз удалось бежать, нельзя снова попасться.
Дохожу до перекрестка и останавливаюсь. Поднимаю воротник, защищаясь от дождя. На улице полно машин, хотя сейчас середина ночи. Вокруг темные мазки и полосы разных огоньков и фонариков. Город насыщен светом, кишит светом, неоновым, галогенным, фосфоресцирующим, разбрасывающим электрифицированные фотоны во всех направлениях. Сверкает даже мостовая — цветными отражениями от луж и водостоков. Огни светофоров переключаются с красного на зеленый; поток машин трогается с места, и я вместе с ним пересекаю улицу. Над каждым светофором висит камера наблюдения, я иду опустив голову. У них есть доступ и к этим камерам. Нужно попасть куда-нибудь в безопасное место.
Психиатрическая лечебница расположена в довольно богатом районе, это деловые кварталы с офисными зданиями, бульварами и магазинами. Прохожу дальше, высокие здания сменяются бензозаправками, конторами автодилеров — сооружения здесь ниже и ярче. Небо разделено на части длинными столбами и мешаниной проводов. Людей под дождем оказывается много, и невольно возникает вопрос: а от чего бегут остальные?
Я все иду и иду, подальше от камер слежения, в улочки промышленного района, где бетонные сооружения без окон, колючая проволока и длинные здания складов. Мимо ворот, оборудованных системами безопасности. Одежда промокла, ноги устали, в туфлях хлюпает. Я отираю влагу с глаз и иду, иду…
Шоссе. Потом прочь из города. Это мой единственный шанс.
Прохожу старые химчистки и ломбарды, развалины и улочки бизнес-парков и наконец добираюсь до выезда на шоссе. Останавливаюсь и потираю руки, притопывая от холода. Проезжает машина — я вытягиваю руку с выставленным вверх большим пальцем. Мимо. Минуту спустя еще одна машина; движение вне города в это время практически нулевое. Я опять вытягиваю руку с поднятым большим пальцем — просьба подвезти. Но машина мчится, не снижая скорости. Идут минуты, небо понемногу светлеет. Еще три машины, потом четыре, потом ничего.
Десятая машина останавливается.
— Ну что, подвезти?
Я, волоча ноги, подхожу поближе.
— Вы куда?
— Мантено. Подойдет?
— Конечно. — Я тянусь к ручке дверцы. Замираю.
Человек показывает на дверь:
— Ну, садитесь.
Не двигаюсь. Мне второй раз предоставляется возможность побега, но я знаю, что не могу ею воспользоваться. Слишком много других — других жертв, других детей. Других трупов. Безликие — это реальность, и, когда столько людей все еще втянуто в План, невозможно просто освободиться.
Я все еще не знаю, что представляет собой План.
— Эй, приятель, так ты едешь?
Заглядываю ему в глаза:
— У вас есть газета?
— Что?
Доктор Литтл сказал, что меня хочет увидеть девушка, но приходили две. Люси оказалась галлюцинацией. Это означает, что репортерша была настоящей.
— «Сан-таймс», — говорю я. — У вас нет какого-нибудь номера?
— Нет. Так ты едешь или нет?
— Спасибо, но нет. Я должен найти газету.
— Как хочешь, приятель.
Он поднимает стекло и отъезжает.
Иду назад тем путем, которым пришел, нахожу мусорный бачок на тротуаре — темный, с крышкой, он прикручен к фонарному столбу. Медленно пробираюсь вперед, остро чувствуя резкое желтое сияние над собой. Поднимаю металлическую крышку. Из бачка несет тухлятиной, он переполнен мусором. Роюсь осторожно, избегая особо мерзких мест. Наконец вытаскиваю сложенную газету. Утро уже ближе, слабо брезжит рассвет. Нахожу имя Келли на седьмой странице — в заметке о происшествии со стрельбой. Келли Фишер. Значит, она существует. Она криминальный репортер, как и говорила. Раскладываю газету и ищу в выходных данных любую контактную информацию. Нахожу телефон горячей линии. Прохожу еще квартал в поисках таксофона — это единственный безопасный способ: тут сигнал идет по защищенным проводам, а не летит по воздуху. Страшновато, конечно, но не так болезненно. Кидаю четвертак в щелку и набираю номер.
Гудок.
Слышу автоответчик, называющий рабочие часы. Поспешно вешаю трубку, тяжело дышу. Автоответчики опасны даже тогда, когда не пытаются разговаривать с тобой.
Небо светлеет. Еще рано. Можно немного отдохнуть и позвонить, когда она придет на работу. Нахожу место, защищенное от дождя, — это вход в парковочный гараж. Сворачиваюсь там калачиком. Кладу газету на голову и пытаюсь заснуть.
Мне снится необитаемый город, наполненный полыми, волочащими ноги людьми.
Гудок.
— «Сан-таймс».
— Мне нужно поговорить с одним из ваших репортеров, — говорю я. — С Келли Фишер.
— Как вас представить?
Не хочу называть им настоящее имя.
— Амброуз Ванек.
— Минуточку.
