Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 70
Если депутаты не истребуют от правительства исполнения народной воли, то народ сам найдет средства и силы завоевать свое счастье, но тогда вина, что родина временно впадет в пучину бедствий, ляжет не на народ, а на само слепое правительство и на бессильную думу, взявшую на свою совесть и страх действовать от имени народа [44, с. 271].
Назревание Гражданской войны и церковь
В механизме раскачивания или, наоборот, блокирования гражданских войн огромную роль играют религиозные воззрения и церковь. Это мы можем видеть и сегодня. Разумеется, в моменты острого кризиса религиозные противоречия всегда оказываются сопряженными с социальным антагонизмом и политическими интересами, но они используются противоборствующими силами как знамя, оказывающее сильное эмоциональное воздействие. Л.Н.Гумилев писал в книге «Этносфера. История людей и история природы», что «религиозные воззрения и разногласия сами по себе не повод для раздоров и истребительных войн, но часто являются индикатором глубоких причин, порождающих грандиозные исторические явления».
К несчастью, в России Церковь не смогла ни остановить, ни затормозить раскол народа и созревание взаимной ненависти в расколотых частях. Но и без прямых конфликтов напряженность в отношениях Церкви и крестьянства нарастала. Прежде всего потому, что в ходе общего обеднения крестьян содержание духовенства и налоги на церковь становились для крестьян все более тяжелым бременем. Приведем для иллюстрации несколько приговоров сельских и волостных сходов, посвященные взаимоотношениям с Церковью.
Село Казакове Арзамасского уезда Нижегородской губ. (2 ноября 1905 г.):
Священники только и живут поборами, берут с нас яйцами, шерстью, коноплями и норовят, как бы почаще с молебнами походить за деньгами, умер — деньги, родился — деньги, исповедовался — деньги, женился — деньги, берет не сколько даешь, а сколько ему вздумается. А случится год голодный, он не станет ждать до хорошего года, а подавай ему последнее, а у самого 33 десятины земли и грех бы было— хлебом-то брать, строй ему дом за свой счет на последние крохи, не построишь — и служить не станет [31, с. 188].
Приговор крестьян Макарьевского уезда Нижегородской губ. в Государственную думу (апрель 1906 г.):
Все крестьяне втихомолку обижаются на церковный причт… Теперешние священники для крестьян чужды, они не ездят к крестьянам в деревни крестить детей, за венчание берут сколько хотят, берут деньги себе за праздничные молебны в церкви, а также и за похороны…. Все это крестьян — людей темных— возмущает. Церкви строили наши прадеды, а распоряжаются всецело приезжие люди (там же).
Сход крестьян д. Борвики Поречского уезда Смоленской губ. — в Трудовую группу Госдумы (июнь 1906 г.):
Близкий нашему деревенскому люду человек, священник, и тот выколачивает с нас по полторы да по две десятки за похороны, за венец, не говоря о бесконечных колядах [31, с. 189].
А сход крестьян Рибшевской волости того же уезда написал в июне 1906 г.:
Церковные служители, священники тащут с бедного крестьянина за похороны 7—10 рублей, за венец от 10 до 25 рублей, за молебны само собой и т. п., требуют плату с живого и мертвого. Спрашивается, где же бедному крестьянину оплатить все, когда он лишь в силах отбыть казенные повинности, а тут пан и священник. Так вот и живешь, все время мучаешься, как несли рабство наши предки и отцы (там же).
Здесь приведены размеры платы за «требы», и чтобы оценить их, надо напомнить, что питание крестьянина в среднем составляло около 20 руб. в год. Кроме того, следует подчеркнуть, что антицерковные настроения еще не означали отхода от религии — требования крестьян в отношении церкви являются прежде всего политическими, а не духовными. Напротив, во многих приговорах подчеркивается отрицательное влияние существующего положения церкви на религию. Так, сход крестьян дер. Суховерово Кологривского уезда Костромской губ. записал в апреле 1907 г. в наказе во II Государственную думу:
Назначить духовенству определенное жалованье от казны, чтобы прекратились всяческие поборы духовенства, так как подобными поборами развращается народ и падает религия [31, с. 203].
Другая причина антицерковных настроений была прямо связана с активным участием духовенства в политической борьбе. В начале XX века Церковь стала, по сути, частью государственной машины Российской империи, что в условиях назревающей революции послужило одной из причин падения ее авторитета в массе населения (что прямо не связано с проблемой религиозности). Поэтому, кстати, полезно вспомнить, что кризис Церкви в начале века вовсе не был следствием действий большевиков-атеистов. Он произошел раньше и связан именно с позицией Церкви в момент разрушительного вторжения капитализма в русскую жизнь. Начиная с 1906 г. из епархий в Синод стал поступать поток донесений о массовом отходе рабочего люда от Церкви. В 1906 г. один из сельских сходов направил в Государственную Думу свое решение закрыть местную церковь, так как «если бы был Бог, то он не допустил бы таких страданий, таких несправедливостей».
Государство на излете монархии подмяло под себя Церковь, а когда само государство вошло в конфликт с крестьянством, подавляющим большинством населения, оно втянуло в этот конфликт и духовенство. Политизация Церкви в периоды обострения революционного движения носила односторонний характер — с амвона неслись призывы к послушанию власти. Выступления против нее предавались анафеме, поэтому там, где крестьяне склонялись к поддержке революционного движения, неизбежно возникал их конфликт с Церковью. Священники, которые сами присоединялись к требованиям крестьян (несколько из них даже были избраны от крестьян в Государственную думу и входили во фракцию трудовиков), были лишены сана.
В начале века обозначился и явный отход от официальной церкви интеллигенции. Таким образом, к моменту острого кризиса монархии в 1917 г. авторитет Церкви в активной части населения был невысок. Согласно отчетам военных духовников, когда в 1917 г. Временное правительство освободило православных солдат от обязательного соблюдения церковных таинств, процент причащающихся сразу упал со 100 до 10 и менее. З.Гиппиус записывает в дневнике 22 декабря 1919 г.: «Народ русский никогда не был православным. Никогда не был религиозным сознательно… Отрекается, не почесавшись! Невинность ребенка или идиота» [45]. Но дело было не в отходе от религии, а в отходе от Церкви.
Коммунистическое учение того времени в России, и прежде всего «архаический крестьянский коммунизм», было в огромной степени верой, особой религией. М.М.Пришвин записал в своем дневнике 7 января 1919 г.:
Социализм революционный есть момент жизни религиозной народной души: он есть прежде всего бунт масс против обмана церкви, действует на словах во имя земного, материального изнутри, бессознательно во имя нового бога, которого не смеет назвать и не хочет, чтобы не смешать его имя с именем старого Бога.
Сама русская революция была глубоко религиозным движением (хотя и антицерковным). Я бы сказал, что почвенный большевизм был ересью православия, им двигала именно православная любовь к ближнему — но избыточная, страстная. Мы не поняли этой мысли философов-эмигрантов, ни даже этой мысли Андрея Платонова в «Чевенгуре». Революционный подъем породил совершенно необычный в истории культуры тип — русского рабочего начала XX века. Этот русский рабочий, ядро революции, был прежде всего культурным типом, в котором Православие и Просвещение, слитые в нашей классической культуре, соединились с идеалом действия, направленного на земное воплощение мечты о равенстве и справедливости.
Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 70
