– Не мне судить.
– А вы ненавидите меня? – спросил он так небрежно, словно речь шла о пенках на молоке.
– Я вас почти не знаю.
– Совсем не обязательно досконально знать человека, чтобы понять, ненавидите вы его или нет. Или даже любите, если уж на то пошло. – Шпора взял паштет, глядя ей в лицо.
Ей было непонятно, шутит он или нет. Тело покрылось горячими мурашками, как от ожога крапивой.
– В таком случае я вас люблю, – сказала Эллен ровным голосом. – Я полюбила вас с первого взгляда.
Теперь наступила его очередь удивляться: Беллинг был ошарашен.
Эллен откусила ломтик помидора и улыбнулась.
– Я тоже люблю вас, – наконец произнес он. – Не передадите ли соль?
– Пожалуйста.
Шпора улыбнулся.
– Я рад, что в этом городе есть еще один человек, кроме моей матери, который любит меня. Это очень согревает.
– По-моему, вы заслуживаете любви.
– Правда?
В результате этого обмена любезностями их лица оказались совсем рядом, в нескольких сантиметрах друг от друга. Эллен первая отодвинулась, отклонилась на стуле назад и бросила Сноркел кусочек ветчины.
– Здесь не верят, что я изменился, – сказал Шпора.
– А вы действительно изменились?
– Да, еще как. Полностью. – В его голосе прозвучало негодование. – Прошло больше десяти лет. Я стал другим человеком и очень хочу, чтобы люди это поняли.
– Может, они бы смогли в это поверить, если бы вы вернулись в пиджачке с галстучком, с домовитой женой и выводком ребятишек в придачу?
– Да, это точно. – Он кивнул и рассмеялся. – В самую точку.
– Давайте я как-нибудь вечером приглашу Фили, – предложила Эллен. – Я уверена, она поймет, что вы изменились.
Его глаза потеплели.
– Не думаю, что это хорошая идея.
– Почему?
– Фили всегда была очень ранимой. И она меньше всех прочих готова простить меня.
Эллен хотела возразить, но подумала, что он, пожалуй, прав. И тут, к большому ее удивлению, Шпора признался сам, без всякого намека с ее стороны:
– Вы знаете, что я испортил скульптуры ее отца?
Она кивнула:
– Зачем?
– Я выпил слишком много водки. Разобиделся на него за то, что он умер и бросил меня в этом мире одного. Разозлился, что эта сучка не позвала меня на похороны. Сливки города и люди искусства, видите ли, понаехали в Оддлоудскую церковь, а мне не позволили даже попрощаться с ним. Я обожал его, как сумасшедший. Отец Фили был одним из немногих людей, понимавших меня. Но эти люди, словно сговорившись, умирали один за другим. Сначала бабушка, потом Норманн, потом… – Шпора потер подбородок и не договорил. – А об этом поступке я до сих пор жалею. Вы верите мне?
– Я верю вам.
– И доверяете мне?
Эллен кивнула.
– И по-прежнему любите меня?
– Сколько вопросов сразу!
Он улыбнулся, но глаза оставались печальными и настороженными.
– Так что, пожалуй, у меня нет никаких шансов заслужить прощение Фили.
– А вы когда-нибудь пробовали?
– Кто это сказал – в жизни надо попробовать все, кроме инцеста?
– Не знаю, кто сказал, но мне по душе это высказывание.
– Только следовало бы добавить: «И попытки помириться с Оддлоудом».
Беллинг долго смотрел на Эллен, видимо, оценивая ее искренность.
– В тюрьме я видел занятия по групповой психотерапии. Чтобы изжить чувство вины, парням предлагали построить мост из подручного материала – этакий символ моста между прошлым и будущим. Может, преступникам это и помогало, но их жертвам от этого ни жарко, ни холодно, вот в чем дело. Они уже пострадали, и этого не зачеркнешь. Ваша подруга Фили и множество других людей, которым я отравил жизнь, не собираются прощать меня – и имеют на это полное право. Я никогда не просил у них прощения и вообще не думал, что вернусь сюда.
– Почему же вы вернулись?
– Сложно ответить. – Шпора отвернулся, прищурив один глаз, потом рассмеялся. – Вы любите докапываться до самой сердцевины, да?
– По-моему, вы сами сейчас говорите от сердцевины – точнее, от сердца. Взглянув на него, Эллен сразу же пожалела о своих словах.
Шпора рассмеялся еще громче.
– Как, разве Фили не сказала вам? У меня нет сердца. Я весь день слежу за вашими губами, похоже, они не знают усталости. Вы когда-нибудь молчите?
Эллен почувствовала, что краснеет. Если Шпоре наскучили ее расспросы и он намерен затеять перепалку, она готова принять вызов.
– Нет, я всегда говорю.
– И даже во сне?
– В полный голос.
– И даже во время первого свидания?
– Особенно много.
– Значит, вам много пришлось говорить прошлой ночью? – прошептал он, наклонившись к ней через стол.
Эллен подумала – уж не намекает ли он на Ллойда.
– Да, с самой собой – за отсутствием лучшего собеседника.
– Мне бы очень хотелось заставить вас замолчать на время.
– Сначала отрежьте язык самому себе.
– Зачем такие крайние меры? Достаточно нежно прижать палец к моим губам, и я замолчу.
Он долго не сводил с нее глаз. Но Эллен решила его пересмотреть во что бы то ни стало. Постепенно взгляд Шпоры утратил налет шутливости, и проступило его подлинное – твердое, как сплав олова со свинцом, выражение.
– Прекратите, – сказал он так тихо, что девушка даже подумала, что ей почудилось.
– Не поняла?
– Прекратите.
– Что прекратить?
– Прекратите разжигать во мне желание немедленно переспать с вами. – Он отвел глаза, признавая свое поражение.
Эллен открыла рот, потом закрыла, сердце оборвалось. Получилось! Она слишком стремилась к победе, чтобы задуматься о ее последствиях. И вот, победа не принесла ей ничего, кроме неловкости и стыда.
Шпора водил пальцем по столу, глядя вниз, не говоря больше ни слова.
Они ели в напряженном молчании. Еда растаяла от жары и стала невкусной. Эллен поняла, что ради флирта она пожертвовала дружескими отношениями.
– Куда вы отправитесь после продажи дома? – прервал он наконец молчание и закурил, но был мрачен, как туча, – от недавнего легкого настроения не осталось и следа.
– На континент. Буду путешествовать несколько месяцев, может быть, год. – Эллен не смотрела собеседнику в глаза, но была благодарна за то, что он положил конец тягостному молчанию. – Хочу добраться до Монголии и Тибета, может, и в Китае побываю.
