Об исчезнувшем провианте студенты узнали минут десять назад, остановившись и пытаясь подкрепиться.
— Почему мы пошли без проводников, без опытных людей? — Голос Рубана пробивался сквозь снег. — Потому что, видите ли, он все знает! Он тут не раз бывал с родителями! Он облазил все ущелья и знает наизусть все пещеры! Так веди нас в эту пещеру, где можно пересидеть буран и переждать непогоду! Стоит только человеку совершить подлость или сделать глупость, как он сразу пытается уверить всех в своих добрых намерениях. Хорошенькая вышла прогулка в горы! Пикник! Ты так себе, видно, представлял все это?!
Борис мрачно и подавленно молчал. Насчет родителей он наврал. Хотелось похвалиться. Борька никогда не был в горах, да и денег на такие поездки в его семье не водилось.
Леонид пренебрежительно махнул рукой на сникшего командира. Рубан о многом догадался.
— А если попробовать кричать? — робко предложила одна из девочек.
— Да разве тут кого-нибудь дозовешься? — махнул рукой Леонид. — Кричи не кричи… Ты больше распоряжаться не будешь! — повернулся он к Борису. — Вот вы, — он выбрал двоих ребят посильнее, — свяжетесь веревкой и пойдете вперед. Будете искать помощь. А мы за вами! К сожалению, больше веревок нет… Мы ими тоже не запаслись! Значит, никто друг от друга не отстает, все следят за идущим впереди и сзади. Иначе беда, пропадем…
— Мне холодно! — жалобно пролепетал кто-то. Борис тоже почувствовал, как холод пробирается за воротник, начинает щипать ноги, руки и щеки. Но все заслоняла обида на Леонида, опозорившего его, Недоспасова, перед всеми, выставившего его круглым дураком, неумехой, нескладехой. «Это он от злости, от ненависти… мстит мне за ОйСвету, — подумал Борька. — Ну погоди, дай только добраться до лагеря… Там уж я с тобой разберусь один на один…»
— Двигаемся дальше! — скомандовал Леонид, взваливший на себя бремя власти. — Не отрываться и не отставать! Кто устанет, немедленно подавать голос!
Они побрели почти в полной тьме, состоявшей из сплошного потока снежинок и колючей ледяной изморози. Двое ведущих уходили дальше других, отрывались, останавливались, возвращались, поджидая остальных. В темноте не было видно ничего. Ни малейшего намека на людей и лагерь. Идти становилось все труднее, ноги вязли уже по самую щиколотку. «А если мы остановимся — конец», — вдруг в ужасе подумал Борис. До него только сейчас дошло, что происходит и чем все может закончиться… Они могут никогда не вернуться в лагерь. Никто… Либо дойдет несколько человек, самых сильных и здоровых. А как же девочки?.. Как же ОйСвета?.. Леонид словно угадал его мысли.
— Ребята, — велел он, — нужно нести девочек на руках…
«Ты, психопат! Немедленно поставь меня на место! Я не выношу резкого постороннего вмешательства в мой организм!» — вспомнил Борька.
ОйСвета плелась где-то позади всех, совершенно выдохшаяся и обессиленная. Почему-то ей не помогала сейчас ни ее спортивная биография, ни королева спорта легкая атлетика.
— А как мы сумеем брести в этих сугробах да еще с девчонками на руках? — усомнился один из парней.
— Тогда они вообще вскоре не смогут идти! — резко возразил Леонид. — Посмотри на них!
Даже в этой снежной темноте девичьи разноцветные фигурки оказались чересчур выразительными, слишком понурыми и унылыми, чтобы кто-нибудь решился опровергнуть вывод Леонида.
ОйСвету нес он. Недоспасов спорить не стал, сейчас это глупо и вообще ни к чему. А она просто молчала. Компания пробиралась через снега, сражаясь с пургой и ветром еще какое-то время. Сколько — больше не знал никто.
Борис чувствовал, как мертвенно леденеют, наливаются холодом руки и ноги, как деревенеет спина, как жмется к нему в последнем желании выжить какая-то девочка… Он забыл ее имя. Он ничего не помнил и не понимал. И думал, что это все… Борис готовился через минуту-другую уронить в снег свою оцепеневшую ношу и упасть рядом с ней… Навсегда. Пусть… Горы не любят легкомысленных. Главное — ОйСвету несет Леонид. И он ни за что не выпустит ее из рук… Ленька донесет ее до лагеря. Обязательно.
Снизу вдруг отчаянно крикнули срывающимися голосами:
— Ребята, держитесь! Осталось еще чуть-чуть! Несколько метров!
По-прежнему хохотал ветер. Наверное, Борису померещилось… Но крики повторились, приближаясь.
Двоим парням, ушедшим вперед, все-таки посчастливилось выйти к лагерю, и они теперь спешили назад вместе с проводниками и добровольными спасателями.
В Москве Леониду отрезали отмороженные пальцы на руках и ногах.
Борис потерял левую ногу почти до колена.
ОйСвета умерла. Одна из всех…
Последние метры до лагеря Рубан нес ее мертвую, не подозревая об этом.
19
Виталий позвонил бывшему тестю и наставнику.
— Геннадий Петрович, как там Кристина? Я беспокоюсь…
— Беспокоиться нужно было намного раньше! И тебе, и мне! Я слышал от Маши, что ты пробуешь найти Алешу…
— Пробую. И даже, вполне вероятно, найду… Или уже нашел. Но об этом пока говорить рановато. Боюсь сглазить.
— С каких пор ты сделался таким боязливым? — усмехнулся академик. — Видно, возрастное… Так что ты хотел сказать? Думаю, позвонил не только справиться о здоровье и самочувствии Кристины. И даже вообще не поэтому.
— В принципе вы правы, — не стал вилять Виталий. Он считал, что ложь часто подводит куда больше правды, и быть честным чаще выгоднее, удобнее и бесхлопотнее, чем тонуть во вранье. — У меня к вам деловое предложение. Дельце вроде бы на первый взгляд небольшое, но заслуживает пристального внимания. Насколько я понимаю, доходы от Ильича нынче не такие обильные.
— Верно, — согласился бывший тесть и учитель. — Да он и так уже неслабо потрудился в нашу честь! Пора и отдохнуть старичку! Свою пенсию и заслуженный отдых от меня и моих коллег он себе давно заработал.
Виталий усмехнулся. В сущности, Кристина не ошибалась: ее отец и Ковригин во многом похожи, несмотря на разницу в возрасте, а потому всегда хорошо понимали друг друга, как понимает человек самого себя.
— Могу вас чуточку развлечь и развеселить. В одной конторе, где я бываю иногда по делам, сотрудник звонил по визитке человека, с которым требовалось связаться. И вот мы все слышим: «Будьте добры, Владимира Ильича! Его пока нет? А когда будет? Хорошо, спасибо, я перезвоню позже». Положив трубку, звонивший вдруг увидел уставившихся на него, странно молчащих людей. И кто-то спросил: «Простите, а вы куда звонили?»
Академик засмеялся.
— Тогда я подъеду, — предложил Виталий. — Разговор не телефонный. Обсудим мое дельце. Скоро буду.
Академик сам открыл ему дверь. Мария Михайловна встретила Ковригина, как всегда, радостно, словно и не было никакого развода, никаких разборок с Кристиной, а он — их любимый драгоценный зять — приехал в свой второй родной дом.
