У дверей замка их ждали встревоженные слуги. Они хотели помочь, но Ингрид настояла на том, что сама уложит ребенка и будет сидеть с ним, пока не удостоверится, что Эрни уснул. Войдя к себе, Ингрид сразу же позвонила всем участникам поисков и дала отбой.
— На этот раз я запер двери обоих номеров, — шепнул ей на ухо Ральф.
Ингрид не слышала, как он вошел.
— Раньше Эрни никогда не убегал.
— Раньше он никогда не попадал в такую ситуацию.
И я тоже, думала Ингрид, бесшумно выходя из спальни следом за Ральфом. Правда, мне не шесть лет, но результат тот же.
В гостиной стояли графин с бренди и два бокала.
— Я подумал, что ты захочешь пропустить глоточек на ночь. Лично мне это необходимо.
Ингрид взяла протянутый им бокал, но пить не стала. В ее мыслях и так царил хаос. Алкоголь мог только усугубить его. Ральф сидел рядом, не прикасаясь к ней, но Ингрид дрожала так, словно это уже случилось.
— Сидя в кабинете, я о многом подумал. Эрни прав, мы должны быть вместе.
Ради детей. Как часто она слышала эту фразу от собственных родителей. Именно этим предлогом они пользовались, чтобы не разъезжаться. Не разъезжаться и продолжать мучить друг друга.
— Если мы будем осторожны, он привыкнет к мысли о том, что его родители живут врозь. Во всяком случае, большинство детей к этому привыкает.
— Только не мой сын.
Ее сердце дало сбой.
— Ты хочешь забрать его насовсем?
Ральф взял у Ингрид бокал и заключил ее руки в свои ладони.
— Я хочу, чтобы мы были вместе. Повторю то, что уже сказал. Я люблю Эрни и его мать.
От его прикосновения Ингрид пронзило током.
— Я думала, ты хочешь только физической связи.
Ральф посмотрел ей в глаза.
— Я и сам думал так. Но только до тех пор, пока ты не вошла в мою жизнь. — Его лицо засияло. — Не сомневаюсь, что наша связь будет и физической тоже. В тот вечер на берегу я понял, как чудесно держать тебя в объятиях. Я так хочу тебя, что просто сердце разрывается.
Утраченные воспоминания вырвались на поверхность с силой, от которой у Ингрид захватило дух. Она вспомнила его поцелуи и собственную неловкость, позволившую Ральфу понять, что она девушка. Должно быть, именно поэтому она и убежала от него. Все остальное тонуло в тумане. Но его объятия она помнила. Жаждала их как воздуха. И все же…
— Ты говоришь это только из-за Эрни?
— Такой ответ тебе подойдет?
Ральф прижал Ингрид к груди так крепко, что она услышала частый стук его сердца, вторившего ее собственному. Их губы нашли друг друга, и Ингрид жадно впилась в них, отвечая на страсть еще большей страстью. Крепче, еще крепче… Мысли неслись вихрем, тело кричало криком. Да, их чувство взаимно. Легко сдаться, когда каждый твой нерв требует этого. Но…
Ральф почувствовал, что Ингрид напряглась, поднял голову и вопросительно посмотрел на нее.
— В чем дело?
Она выдавливала из себя слова. Боже, как это трудно!
— Ты доказал, что нам будет хорошо в постели. Но должно быть что-то большее. Во всяком случае, для меня.
— И для меня тоже. — Ральф выпустил ее, встал и начал расхаживать по комнате. — Я много лет не мог понять, когда женщина любит меня, а когда мой титул и славу чемпиона. Никто не мог тронуть мое сердце, пока не появилась ты. Урсула сумела помочь мне в трудную минуту, но наша связь не могла стать прочной. Для этого Урсула была слишком молода и безответственна. — Он повернулся к Ингрид, и его глаза замерцали. — А потом появилась ты. Я сказал себе, что у нас может быть восхитительный роман. Вовсе не обязательно, чтобы он был долгим. Но… но ты запала мне в душу. В тот вечер, когда ты ударилась головой, мысль, что я причинил тебе боль, чуть не убила меня. И тогда я понял, что люблю тебя. — Выражение его лица стало лукавым. — Может быть, легенда права: каждый, кто служит фонду Оберхоф, будет вознагражден тем, что найдет истинную любовь. Во всяком случае, я ее нашел. — Он подошел к дивану и опустился на колени. — Наверное, теперь ты поняла, что я сильно отличаюсь от твоего отца.
— Я поняла это уже давно, — прошептала она. Она поняла, что Ральф — человек не только очень страстный, но и очень преданный. Относящийся к любви всерьез, что бы ни писала о нем бульварная пресса.
— Пока я лежала в лазарете, у меня было время подумать об отце. Я вспомнила то, что почти забыла. — Точнее, не хотела помнить, подумала она. — Перед тем как выехать из дома в грозу, он сказал маме, что любит ее. Сказал, что не всегда был хорошим мужем, и пообещал исправиться. Но не успел выполнить обещание.
Ральф погладил ее по голове.
— Главное, что он хотел его выполнить. Должно быть, твоя мать очень любила этого человека, если соглашалась идти с ним через все шипы и колючки. Это легко понять, когда ты сам ощущаешь нечто подобное.
Ингрид кивнула и почувствовала, что у нее защипало глаза. Она думала, что разбирается в любви, но до Ральфа не смыслила в этом ни капли. Теперь она знала то, что ее мать знала всегда: настоящая любовь не ставит условий. Ты либо любишь, либо нет. Третьего не дано.
Во всяком случае, им с Ральфом. У Ингрид зазвенело в ушах, дыхание стало частым и прерывистым.
— Откуда ты так много знаешь?
Он взял ее руки, повернул и начал целовать ладони.
— Я ничего не знаю. И подозреваю, что никто ничего не знает. Мы можем только одно: пытаться. Ингрид, ты согласна попытаться?
Ингрид освободила руки и прижала его голову к своей груди. Ее пронзило острое желание, похожее на боль. От счастья кружилась голова.
— Кто я такая, чтобы спорить с легендой?
Ральф выпрямился и покрыл поцелуями ее плечи.
— Давай поженимся. Прямо сейчас.
Ингрид громко рассмеялась, а потом виновато посмотрела на дверь спальни Эрни. Но мальчик и не пошевелился.
— Даже тебе не под силу организовать княжескую свадьбу посреди ночи!
Руки Ральфа расстегнули платье и стянули его с плеч Ингрид, губы приникли к ключице и начали покрывать ее поцелуями.
— Тогда убежим вместе.
От его прикосновений тело горело огнем. Ингрид, умиравшая от желания, выгнула спину.
— Бежать с шестилетним ребенком нелегко.
— Раз так, выхода нет. Придется ждать свадьбы. — Он ласкал Ингрид до тех пор, пока она не поняла, что до венчания просто не доживет.
Ингрид прижала руку к его груди.
— Самое главное — чувство, которое живет здесь.
Он накрыл ее руку ладонью.
— Если ты чувствуешь хотя бы половину того, что чувствую я, ожидание будет для тебя пыткой.
