Ознакомительная версия. Доступно 19 страниц из 93
– Похвально, Евгений Константинович. Мне известно об этом. Мы хотим представить вас к нашей церковной награде, ордену Андрея Первозванного. Мне говорили, что на северном заводе подводных лодок восстановлена часть монастыря, который был разрушен при строительстве верфей. Там служат монахи, которые приписаны к заводу. А можно считать, что завод приписан к монастырю, и все, на нем работающие, это послушники. И корабли, и подводные лодки – это ковчеги, преисполненные Божественной благодати.
Было видно, что Патриарху понравился сочиненный им образ. Опытный оратор, овладевавший во время проповедей сердцами тысяч прихожан, он блистал своими примерами и притчами, похожими на притчи священных текстов.
– Вы правы, ваше святейшество. Православный дух иногда присутствует там, где, казалось, о нем забыли. Недавно я был в Сарове, в ядерном центре. И ученые, академики, считают преподобного Серафима своим покровителем. Советская атомная бомба, удержавшая мир от катастрофы, была создана в том месте, где подвизался святой старец. Так и говорят: «православная бомба».
– Наши Святые Отцы сберегают Россию даже тогда, когда власть отрекается от Бога. Россия хранима молитвами праведников и святомученников.
Было видно, что Патриарху интересен Лемехов. Он изучает его, судит о нем по высказываниям, которыми тот откликается на его замечания.
– Я считаю, ваше святейшество, что, создавая новое оружие и возводя алтари, мы делаем одно и то же дело. Оружие отражает врага видимого, а храмы и монастыри заслоняют от врага невидимого. Наши зенитные ракеты и антиракеты прикрывают от ударов наши города, а монастыри и храмы развешивают над Россией незримый покров Пресвятой Богородицы, непроницаемый для злых атак.
Патриарх зорко, остро взглянул на Лемехова, словно желал убедиться, что сказанное было не случайно, а вырвалось из глубины сердца.
– Воистину так, Евгений Константинович. Сейчас не слышно артиллерийских орудий и бомбовых взрывов. Но Россия ведет войну, духовную, страшную, непомерную. На Россию направлены все силы ада, все черное воинство. Русского человека растлевают, искушают, ввергают в уныние. Ему вместо хлеба духовного предлагают позолоченный камень. Вместо живой воды духовного очищения вливают разноцветные отравы и яды. Запад подтачивает Россию духовно. Ждет, когда она упадет. И тогда он возьмет ее без боя. Каждый алтарь сегодня – это рубеж обороны. Православное духовенство в каждой своей молитве дает отпор врагу. Мы, православное духовенство, – действующая армия, день и ночь сражаемся за Россию.
Патриарх произнес это взволнованным голосом. Лемехов был благодарен ему за это волнение. Их встреча была не формальной аудиенцией, а разговором единомышленников.
– Недавно мы спускали на воду мощную подводную лодку. Ее освящал владыка. Это сообщило крейсеру дополнительную мощь.
– В этом обряде есть особое таинство. Освящая лодку, ее наделяют священной силой. Все русское оружие священно. Потому что в этой лодке тайно присутствует сталь доспехов, в которых выходил на битву святой князь Александр Невский, его меч и кольчуга. А в современном танке или ракете присутствует металл, из которого были сделаны щит и шлем святого князя Дмитрия Донского. Русское оружие священно, потому что защищает Святую Русь. Святая Русь – это не только времена преподобного Сергия. Святая Русь живет в нашем времени, как жила она все эти столетия русского стояния и русских побед.
Лемехов внимал Патриарху, испытывая к нему благоговение. Этот властный человек с металлической бородой и железными рокотами в голосе знал такое, что было неведомо Лемехову. Патриарх пребывал в таинственной вышине, где реяли чудесные силы, царили непостижимые тайны, существовали восхитительные и пугающие миры, доносившие в земную жизнь свои неясные отсветы. Они вызывали у Лемехова слезную сладость, когда тот молился перед иконой Державной Богоматери. Вызывали умилительную нежность, когда думал о покойной матери. Горькую любовь, когда читал стихи отца, словно тот прислал сыну свое отцовское благословение. И та ослепительная вспышка в ветвях заиндевелой сосны, когда на секунду растворилось окно в пылающую бесконечность и кто-то безымянный прокричал ему из огня громогласное слово.
– Как высшую драгоценность, Россия должна хранить православную веру. Пока мы – верующая страна, враг не одолеет нас. Рад, что государственные мужи, подобные вам, Евгений Константинович, стоят на страже наших державных твердынь, духовных и материальных.
Лемехов испытал к Патриарху благодарность за эти ободряющие слова. Признавал его превосходство, его духовное водительство, его прозорливое ведение, в котором открывалась жизнь отдельной души и судьба государства. Хотел быть его чадом духовным, желал его видеть своим строгим и любящим пастырем.
Лемехов вдруг остро почувствовал лукавство своего тайного замысла, который привел его к этому величавому монаху. Корыстное ухищрение, которым хотел выманить Патриарха на съезд придуманной партии. Чтобы тот своей духовной красотой и величием освятил его честолюбивый план. Его безумную гордыню. Его вероломство по отношению к президенту, кому присягнул на верность. Обещал быть преданным и верным помощником, а теперь замышлял заговор.
Стыд, вина, страх обнаружить свою низменную корысть овладели Лемеховым, и он в порыве искреннего раскаяния и сыновнего обожания произнес:
– Ваше святейшество, исповедуйте меня!
Патриарх мгновенье смотрел на него зорко и твердо, не удивляясь этому порыву. Мановением руки приказал встать и приблизиться.
– Ближе. – Патриарх оставался сидеть, а Лемехов встал перед ним на колени, склонив голову к драгоценной панагии, где сияли бриллианты и светилось лицо Богородицы.
– Грешен? – спросил Патриарх, накладывая ему на темя теплую руку.
Лемехов чувствовал теплоту большой тяжелой руки. Ему хотелось жарко и страстно признаться в своем корыстном умысле, повиниться, освободиться от искушений. Открыться в других, тяготивших его грехах. В той безрассудной и жестокой настойчивости, с какой побуждал жену освободиться от нерожденного сына. В том мнимом сострадании, с которым посещал жену в элитной психиатрической клинике, все реже и реже, ссылаясь на занятость, а на деле тяготясь видом ее изможденного постаревшего лица, седых волос. Вспоминал о ней с горьким раздражением, когда обнимал душистое тело возлюбленной. Лемехов хотел исповедоваться, облегчить душу, передать тяжесть греха могучему и всесильному монаху, черпающему силы в чудесных животворных стихиях. Он уже начал что-то бурно шептать. Но почувствовал, как четыре раза, совершая крестное знамение, стукнули его по темени твердые пальцы, и голос Патриарха произнес:
– Не греши больше.
У губ Лемехова появилась панагия с бриллиантами, и он растерянно целовал их драгоценные искры.
Он занял место в креслице, все еще чувствуя теменем твердые удары пальцев, испытывая разочарование от несостоявшейся исповеди.
В кабинет вошел келейник отец Серафим, чернея сросшимися бровями, из-под которых пламенно и жарко смотрели фиолетовые глаза. В руках келейника был маленький золотой телефон, который тот держал на вытянутой руке, словно боялся обжечься.
Ознакомительная версия. Доступно 19 страниц из 93
