- А-а... с-снно... почему мы дуемся? Разве не все проблемы решены? Разве не все конфликты улажены? Не все перетерто? А?
Известный пивовар Балуев показал ладонью: мол, все, да не в этом дело, сейчас прожую и скажу, что такое. А знатный асфальтоукладчик Лазарь Кравчук убрал с лица челочку, оперся лобиком на ладошку и ответил тихо:
- Вы не всех пригласили.
Чиновники дружно вздохнули. Их самые мрачные предчувствия оправдывались. Зимний свет струился сквозь окна, синяя тоска овладевала чиновниками, сон ложился на поляны глухо.
- Хорошо, - развел руками Дустов. - Кого? Кого мы забыли?
- Вы прекрасно знаете, кого, - сказал Балуев громко. - Вы забыли Яна Владиславовича Веселуху.
- Н-но... его фирма недавно на нашем рынке, - возразил Рыжечкин, - мы думали, что...
- Индюк тоже думал! - отрезал Балуев. - Веселуха пользуется уважением бизнес-сообщества, - Балуев бросил косточки под стол собаке и ополоснул руки в поднесенном золотом тазу. - Его надобно немедленно пригласить!
- Но, - замельтешили чиновники, - как, если пир уже... практически... окончен?
Знатный асфальтоукладчик Лазарь Кравчук встал, посмотрел на чиновников как бы в неком изумлении и вопросил:
- Вы таки будете нас учить, скольки нам сидеть за столом?
Был тот час, когда в лесу становится страшно. Под мостом в морозной полынье вились тугие струи. К крыльцу Марынского дворца подъехал новый "Ауди", из него ловко выпрыгнул Ян Владиславович Веселуха в рыжей кожаной куртке и меховой шапке, - шапку отдал направо, куртку отдал налево, - быстро поднялся в зал, и лакеи распахнули перед ним дверь. Взгляды восхищенные (бизнес-сообщества) и недоумевающие (чиновников) провожали его.
- Спасибо, - сказал он, садясь на место, так, чтобы всем было слышно, за оказанную честь. Это в наше время - да!
Соседи принялись наливать Веселухе из разных бутылочек, и он замахал руками в припадке скромности. Особенно старался пивовар Балуев.
- Ваш прибор, - приговаривал он, поводя темными бровями, - та-ак наше пиво любит! Правда, замечу, только "Невское". "Балтику" - хоть зарежь...
- Как и я, - улыбался Веселуха, - как и я...
Стемнело уже совершенно, зажгли электричество, но не то, которое заполняет весь зал, не огромную люстру, при свете которой за окнами - слепая тьма, а маленькие светильники по стенам, так что пространство на площади и во дворце казалось единым полутемным океаном. Тени и радужные дымки стояли по стенам. Из окон тянуло морозом. Рыжечкин поманил Дустова на лестницу и там шепотом сказал по-французски (чтобы охрана не поняла):
- Mais c'est impossible! Неужели он так влиятелен? Кто за ним стоит?
- Я теряюсь в догадках, - ответил Дустов взволнованно. - С ума сойти. Дв***й год на дворе, а еще есть такие крыши, которых мы не знаем!
- А может быть, - сделал смелое предположение Рыжечкин, - за ним стоит Москва?
- Ну! - махнул рукой Дустов. - Загнул! Слушай... надо будет к нему подойти потом... ну, подвести его под человеческие законы. Когда мы его освоим, он будет не так страшен.
Умнейший Дустов был умнее Рыжечкина, но Рыжечкин лучше чуял нутром, и ему подумалось: "Ой, сомнительно, что мы его освоим!"
Тени кружились вихрями по стенам, за окном без перемены стояла густая стужа, и в зеркале темном, как в яме, дрожали занавески и небо, подсвеченное городом, - сквозь эту подсветку прорывались звезды. В кабинете, куда Веселуху зазвали для беседы, было пусто и очень интимно.
- Ян Владиславович, - начал господин Рыжечкин, кося глазками в угол, а-а... мы бы хотели с вами поближе а-а... познакомиться для тесного сотрудничества... Может быть, вы как уважаемый в бизнес-сообществе человек хотели бы войти в какой-нибудь комитет... Разумеется, это потребует от вас...
На этом месте язык Рыжечкина застыл, как будто его опустили в банку с жидким азотом. - "Что со мной творится!" - подумал чиновник.
- Вы посланец Москвы? - спросил он измененным голосом. - Скажите, вы из другого мира? Вы присланы с Марса сорвать нам трехсотлетие? Почему ваш заместитель говорит, что ваша фирма существует ради рабочих? Может быть, вы представители международной, - горло Рыжечкина перехватило, - жидомасонской организации?
Тут Рыжечкин сглотнул так, как будто хотел проглотить сырную луну, которая как раз выплыла и красовалась перед ним в окне; но на пути к луне сидел напротив скромненький господин Веселуха. Из памятников генеральный директор был более всего похож на Грибоедова, что сидит перед ТЮЗом.
- Нет, - сказал Ян Владиславович мелодично, - я не занимаюсь политикой. Вы знаете мою биографию, я ученый. Я не топаю, не хлопаю. Неужели вы не верите? - вывел он проникновенно.
Только чуткий Рыжечкин уловил упрек и злую насмешку. Безнадежно все и горько, подумал Рыжечкин. Рыдания подкатили к его горлу, как будто был он девицей.
- Я не верю! - возразил Рыжечкин звонко.
И тряхнул головой.
- И чего бы вам хотелось в таком случае? - поинтересовался Веселуха.
Рыжечкин отер незаметно набежавшую слезу (хорошо все-таки, что не он сидел против луны!) и неожиданно сказал:
- Купите меня, а? Я буду вашим человеком в правительстве.
- Почем? - спросил Веселуха, вынимая бумажник.
Петя Варвар на верхушке голубой елки взлохматил пятерней волосы на затылке и наставил шпионскую камеру с диктофоном. Искры от его сигареты уносило в ночь, навзничь.
- Даром! - гаркнул Рыжечкин. - Даром...
- Точно даром? - уточнил Веселуха. - Или авансом?
- Совершенно даром, - Рыжечкин прижал руки к сердечку. - Позвольте мне!
Веселуха поднял брови:
- Позволяю!
После чего дверь немедленно приоткрылась, и Рыжечкин выскользнул в печальную темноту. Веселуха встал и пошел следом, но чьи-то тихие, умоляющие взгляды, трепетавшие от уважения, тормозили его шаг. Чиновники плавились, таяли, как на солнце масло. Уши чужих дверей раскрывались во дворце, - и всю ночь напролет утомленный Веселуха вынимал бумажник и убирал его обратно, не истратив ни одной копейки. Наутро все правительство поклялось в верности Яну Владиславовичу. Петя Варвар, закоченевший на вершине ели, молвил, разлепляя посинелые уста:
- Как благородны наши чиновники. Ницше сказал бы, что, раз они умеют чтить, в них еще жив аристократический дух.
К десяти утра стало ясно, что все правительство поклялось в неизбывной верности Веселухе. Губернатор рвал на себе волосы.
- Это экономически не обусловлено, - говорили они. - Надо перетереть.
В половину одиннадцатого Веселуха, пошатываясь и потирая глазки, вышел на крыльцо Марынского дворца; он увидел солнце, восходящее по морозной тропе над Невой; он увидел наставленные на него дула и серьезных ребят за елками.
