Ознакомительная версия. Доступно 11 страниц из 52
– Ну ладно, – сказал Вица, – покачу. А, Тем, закурить не будет?
Сигареты оказались. На всякий случай Артем старался носить с собой пачку – пару раз отца задабривал, подсовывая вовремя сигарету.
Настроение после Вициного сообщения, конечно, испортилось. Да и как иначе – та опасность, что была где-то далеко, реально почти и не существовала, оказалась вдруг рядом. И действие водки стало иным – теперь она не дарила легкость и решимость изменить свою жизнь, а давила, крутила, душила. Солнце стало печь, выпаривая силы, воздух оказался влажным и липким. Захотелось просто забрести в траву на опушке бора, лечь и надолго уснуть. А проснуться другим, в другом месте, не помня прошлого… Как в фантастических фильмах – в каком-нибудь другом измерении…
Через силу вошел в ограду и сразу услышал раздраженный голос тещи:
– Кыш, пошли отсюда! Надоели уже! Всю капусту мне поклевали. – Наверное, выгоняла куриц из огорода.
Артем направился во времянку, но теща перехватила:
– Да, наконец-то! Иди, там Родька хнычет. Посиди с ним. Мне ужин надо готовить, хоть батуну нарву.
– А Валя где?
– Да ушла… К фельдшерше, что ли. Что-то все ей там надо… Больная нашлась.
Артем пошел в дом. На веранде, на огромном сундуке, сидела старуха и вяло обмахивалась вафельным полотенцем. На Артема не обратила внимания. Тесть надсадно храпел, словно задыхался, на своей кровати.
Ставни в комнате, где лежал сын, были прикрыты, а рамы окна растворены, но все равно было душно и жарко. Пахло чем-то прокисшим. Устало, однотонно жужжали мухи, и так же устало и однотонно поскуливал в кроватке ребенок.
– Ну, чего ты? – наклонился к нему Артем. – Чего опять?
Родик, увидев человека, оживился, зашевелил ручками, ножками; поскуливание стало громче.
Артема неприятно удивляло, как медленно растут младенцы. Вот сыну семь месяцев, а мало чем от новорожденного отличается. Только, может, кожа стала побелей, волосики чуть отросли, морщины разгладились или превратились в складки. Да, и, главное, кричать научился громко. Брал его на руки Артем всегда не то чтобы с опаской, а по-прежнему с брезгливостью – до сих пор не чувствовал, что это его сын, что это вообще ребенок: Родька напоминал зверька, который, не так его тронь, вполне может куснуть, заразить чем-нибудь.
Правда, сын ему иногда снился, но во сне он был уже взрослым – лет пяти–семи. Они рыбачили, боролись, лепили солдатиков из пластилина…
– Не ной ты, а, – попросил Артем. – Скоро мама придет, будете с ней заниматься.
Качнул висящую на кроватке погремушку; сын вместо того, чтобы увлечься ею, забил ножками, закричал. И тут в голове Артема соединились, состыковались – приезд Олегжона, отсутствие дома Вали, ее прихорашивания в последние дни. Точнее, он старался не стыковать их, но плач ребенка заставил раздражиться, а уже раздражение сломало эту внутреннюю игру в непонимание.
– Да возьми ты его! – возникла за спиной теща; громко втянула воздух носом. – Не чувствуешь, обосрался он! Снимай памперс, помой.
«Сами снимайте, мойте», – захотелось ответить. Артем сдержался, осторожно вынул сына, стал стаскивать памперс. – Да как ты!.. – возмутилась теща. – Счас все тут будет в говне. Господи! Давай, папаша тоже…
Артем помялся рядом, дождался, пока теща сменит памперс, а потом медленно пошел на улицу.
– А кормить кто будет?! – окрик, недоуменно-возмущенный. – Разогревай питание. Там вода горячая в чайнике.
Занимаясь этими неприятными, совершенно чуждыми ему делами, Артем все больше распалялся – внутренне он произносил длинные возмущенные монологи, обращенные к жене, обличал, обвинял. Вот он, как дурак, греет бутылочку, а она в это время… А она под каким-то уркой грязным, спидоносом, туберкулезником.
И когда Валя пришла, он уже кипел. Все те сотни слов, которые бились в мозгу, мгновенно забылись, и Артем, дрожа от ярости, стал повторять:
– Ты где?.. Где ты была?! Где? А?!
В первую секунду на лице жены появились растерянность и даже вроде бы виноватость, но тут же они сменились злой гримасой.
– А чего ты орешь?! Пять минут не можешь с ребенком?..
– Где ты была, я спрашиваю?!
Раздался рев сына; Валя схватила его, стала сильно, всем телом, качать. И одновременно кричала в ответ Артему:
– Где надо была! Идиот! В больнице была – опять молочница! Опять, наверно, ребенка заделал мне – и орать.
– Ха, кто заделал? Олегжон?
– Да пошел ты! Идиот, действительно…
– Это ты идиотка! – Артему доставляло удовольствие вот так кричать, в полный голос, даже дрожание исчезло, и рев Родьки не пугал, не останавливал. – Шлюха! Где была, спрашиваю? У этого Олегжона сосала?
Артем почувствовал укол в правую сторону головы. Не удар, не тычок, а именно укол. Дернулся, оглянулся и увидел тещу, которая замахивалась еще раз, выставив, как зубило, казанок среднего пальца. Так обычно тюкала она своего пьяного мужа.
– Ч-чё-о! – поймал Артем ее руку, попытался заломить, но неудачно – теща была сильная, а бить ее по лицу он не решался. Теща дралась молча, лишь напряженно сопела, упорно стараясь ударить казанком-зубилом. Зато Валентина вопила беспрерывно. Артем не слышал, что вопит, но это было что-то оскорбительное: чтоб убирался, что на хрен не нужен ей такой муженек, идиот, сволочь неблагодарная…
Видя, что теща побеждает, Артем не сдержался и ударил в неожиданно тугую при ее полноте грудь.
– Ах ты, гад-деныш! – И теща уже совсем медведем полезла на него; тут в комнату заскочил тесть и без разбирательств стал помогать жене.
Уворачиваясь, Артем заметил ножницы на комоде. Вполне мог дотянуться до них… «Вот так и убивают друг друга», – подумалось, и от этой мысли он опомнился, перестал сопротивляться, а когда ощутил, что и напавшие тоже слегка расслабились, вырвался.
Огляделся во дворе, будто впервые здесь оказался. Направо калитка, налево времянка… Во времянке, между шкафчиком и стеной, заначены еще с зимы триста рублей. Забежал, рывком – чуть не опрокинув – отодвинул шкафчик, схватил деньги.
Уже погоняемый криками и тычками тещи и тестя, выбежал за калитку.
Оглянулся, крикнул сдавленно, сквозь спазмы и дрожь:
– Суки! Уроды вонючие!
Машинально пошел в ту сторону, где жили родители. Остановился. «И что? Что там?» И впервые в жизни почувствовал себя по-настоящему одиноким, бездомным… Вот так же, наверно, стоят посреди улицы люди, ставшие бомжами. Перед первой ночью…
Дергающейся рукой достал пачку «Примы» с фильтром, вытряхнул сигарету. Кое-как закурил, несколько раз глубоко затянулся. Во рту стало горько и вонько, словно там сожгли паклю. Сбил уголек, сунул длинный окурок обратно в пачку. Еще пригодится…
Подошел ближе к берегу пруда, присел на траву. Собрал по карманам деньги, пересчитал. Пятьсот двадцать рублей. Прилично. С такими деньгами можно попытаться начать сначала… Встал и пошагал к автобусной остановке у въезда в деревню. Торопился, подгонял себя, хотя до автобуса оставалось еще больше часа; изо всех сил себя убеждал, что больше не увидит ни жены с ее уродами, ни своих родителей, притащивших его сюда, в эту яму. Никакого Олегжона не увидит, ни вообще…
Ознакомительная версия. Доступно 11 страниц из 52
