Ознакомительная версия. Доступно 28 страниц из 138
«Ну и что, что из репрессированных, кого это…» – кипятился начальник, но уже на лестнице, потому что разговор в отделе кадров кончился словом «комсомолец». Ничего этим кадровикам не докажешь, а Лунканса жаль: перспективный парень, только безынициативный немножко. Надо было ему как-то дать понять, что на курсы он не поедет, хотя уже в списке и сроки известны; а тут этот Лунканс сам заявляет, что не может ехать – по личным, мол, обстоятельствам. Теперь можно вздохнуть спокойно, и пусть руководители групп сами ломают головы, кого посылать вместо него. И чтоб комсомолец!..
…Хоть 8 Марта был рабочим днем, по-настоящему работали только в цехах, а в конструкторском бюро готовились к празднику. Нарядные женщины делали вид, что ничего особенного не происходит. Мужчины обменивались красноречивыми взглядами и многозначительно переговаривались вполголоса, хотя и те и другие знали, что в обеденный перерыв на столах у женщин появятся шоколадки, тюльпаны, поздравительные открытки с изображением тех же тюльпанов (а то сирени или ландышей). Несмотря на всю предсказуемость событий, одни радостно заахают, другие скромно опустят глаза, после чего откуда-то возьмутся бутылки с сухим вином и девочки-лаборантки начнут собирать стаканы. Стаканов, как обычно, на всех не хватит, и в ход пойдут кофейные чашки, которые вскоре и украсятся следами губной помады. Лица женщин разрумянятся, заблестят глаза, и кто-то плеснет красным вином на рулон кальки.
Одним словом, праздник.
В пять часов запыхавшийся Карлушка подлетел к общежитию. Насте он купил нежные белые нарциссы, пленившись хрупким их изяществом, а матери – ее любимые белые розы, которые всегда приносил отец. В троллейбусе была давка, и, выйдя, он первым делом осторожно развернул нарциссы. Целы, к счастью. Розы тоже не пострадали, только надорвалась бумага, в которую они были завернуты.
– Какая прелесть!
Настя радостно выхватила розы у него из рук.
– Прелесть, просто прелесть! – повторяла она. – Я сразу поставлю их в воду, у нас в комнате банка есть. Подожди меня, ладно? Там Зинка красится. Я сейчас.
Подхватив букет, Настя побежала назад, но обернулась:
– А нарциссы кому?.. – ответ, кажется, не услышала.
Хорошо, что мать всякие цветы любит, не только розы. Розы, точно такие же, он купит ей в другой раз, не дожидаясь праздника. Просто так.
У кафе «Орбита» стояла очередь, однако Настя уверенно прошла к самым дверям, по пути отвечая недовольным: «Нас ждут». Карл едва поспевал за ней. На стоящих он старался не смотреть: было неловко. «Меня тоже ждут!» – выкрикнул кто-то вслед. Настя чуть повернула голову:
– Так что же вы стоите? – И тут же, Карлу: – Рубль есть?
Пока он поспешно расстегивал пальто и лез в пиджачный карман за бумажником, швейцар из-за двери без интереса наблюдал за его манипуляциями, а потом медленно повернулся спиной. В очереди злорадно засмеялись. Не оборачиваясь, Настя постучала в стекло. Швейцар поправил фуражку и чуть приоткрыл дверь – ровно настолько, чтобы услышать Настин пароль: «Нас ждут». Посмотрел куда-то поверх Настиного плеча, в упор не видя стоящей очереди, и приоткрыл дверь шире:
– Столик заказан?
– Заказан, – Настя решительно вошла внутрь и протянула швейцару рубль, словно трамвайный билет контролеру.
Тот принял рубль и негромко произнес: «Пальтишко попрошу». Карлушка дернулся было помочь Насте, но руки в мундире с потускневшим золотым позументом уже взяли пальто, и он увидел между собой и Настей плотно обтянутую мундиром спину, перхоть на плечах и фуражку, туго перетягивающую массивную седоватую голову.
Швейцар повернулся к нему:
– Прошу.
У швейцара было тяжелое лицо с широкими челюстями и внимательные, но скучающие серые глаза. Карлушка торопливо расстегнул пальто и сдернул шарф.
«Предбанник» был отделен от зала фигурной решеткой, на которой прямые линии под разными углами пересекались со звездами и кругами. И круги, и звезды были похожи на жестяные трафареты, которыми мать вырезала печенье из теста.
Настя приветливо махала рукой, глядя куда-то в зал, потом потянула его за руку:
– Вон они!
Зинка широко улыбалась. Анатолий – непривычно нарядный, в модном пиджаке – тоже обрадовался:
– Мы ждем-ждем, коктейлями полощемся. Давайте вы тоже!..
Зинка, слегка разрумянившаяся, поднялась и увлекла Настю куда-то в сторону: «Слышь, у меня на чулке…»
Похоже, что Анатолий рад был остаться наедине с Карлом.
– Вовремя пришли, – он расстегнул верхнюю пуговку новенькой белой нейлоновой рубашки, – а то мы чуть не разругались. Не, ну в самом деле, – горячо продолжал, не дожидаясь вопросов, – Зинка че придумала: пойду, говорит, с тобой в рейс.
– А почему «чуть не разругались»? – удивился Карл.
– Не, ну ты соображаешь? – вскинулся Анатолий. – Ты знаешь, что такое баба на судне, хоть бы рейс всего три месяца?
Откуда ему было знать; он и «судно», как Анатолий неизменно именовал корабль, видел только издали в порту. Анатолий это понял и начал объяснять:
– Вот у нас есть одна, буфетчицей ходит. И че хорошего? Ну башли, конечно, зашибает будь здоров, вашему заводу и не снились такие ставки. Зато и лапают ее все кому не лень да… не только. Баба на судне – ребят понять можно.
– А муж-то есть у нее?
Анатолий хохотнул:
– Кабы муж был, она бы дома сидела, ногти красила. Мать-одиночка она. Затем и в море ходит, что надеется мужа найти. А там ведь как? «Наше дело не рожать – сунул, вынул – и бежать»: валят все, а потом соскакивают.
– Погоди, – Карлушка старался говорить поубедительней, – погоди. Но вы же будете плавать как муж и жена, а не…
Анатолий перебил:
– Плавает знаешь что? Г…о в проруби. А моряк ходит в море, а не плавает.
– Хорошо; пойдет она в море…
– Хрен она пойдет, понял? – с жаром выкрикнул Анатолий, и подошедшая официантка нахмурилась, но он прежним, спокойным голосом попросил:
– Шампанского бутылочку, девушка. Полусладкое есть?
– Найдется, – кивнула та. – Закусывать чем будете?
– Икрой, если «найдется», – ее же тоном продолжал Анатолий, – но вначале два коктейля для опоздавших.
Карлушка похолодел, прикидывая, сколько останется от аванса и сможет ли он хоть что-то отдать матери.
– Так вот. Хрен она пойдет, я говорю, – понизив голос, продолжал Анатолий, когда официантка отошла к другому столику. – Жена или не жена, все равно ее по углам обжимать будут. А я, – он придвинулся к Карлу ближе, – я у Зинки первый. И мне не надо, чтоб она других пробовала, понял?
Он продолжал рассказывать о женщинах на судне («ты не подумай, что только у нас так – это везде одинаково, у кого хошь спроси»), о том, как их тискают, принуждают к сожительству; о драках матросов за право обладания все той же буфетчицей (Карлу казалось, что у неизвестной буфетчицы Зинкино лицо); о том, как одна «хорошая девка, слушай, и не виновата совсем, просто так вышло» была списана в иностранном порту для… аборта.
Ознакомительная версия. Доступно 28 страниц из 138
