Глава восемнадцатая.
1
Мюллер, как помнит читатель, приказал Плехнеру забраться в дом Клеменсов. В тот вечер ему не повезло — в окнах второго этажа свет горел до рассвета. В пятом часу утра из парадного подъезда вышел Педро и принялся надраивать медную доску с названием фирмы.
Плехнер ушел ни с чем. Утром в интендантстве сказали, что Клеменс-младший уехал в командировку.
— Куда?
— В Румынию, насчет поставок бензина.
Наконец Антон вернулся. В тот же вечер Плехнер явился к нему.
Надо было видеть гримасу отвращения на лице Педро, когда он сообщил Антону, кто ждет его в холле.
Антон распорядился приготовить кофе, коньяк и сказать Плехнеру, что, управившись с делами, он спустится вниз и будет рад видеть своего помощника по интендантству.
Покачав почему-то головой, Педро ушел.
Через несколько минут Антон сбежал по лестнице.
— Вы свободны, Педро, — сказал он, — Минутку! Мне не звонил полковник Лидеман?
— Нет, сеньор. — Педро незаметно для Антона подмигнул Плехнеру и ушел.
— Везет же этому хлыщу! — сказал Плехнер, взглядом водянистых глаз проводив слугу до двери.
— О ком это вы? — Антон жестом пригласил Плехнера пройти к нему в кабинет.
— О Руди, конечно.
— Мне странно слышать такие слова о Руди от его друга.
— Друг? Пустое, Клеменс! Да, я не отказываюсь от выпивок за счет этого балбеса, но дружить с ним? Нет уж, увольте! Он, видите ли, аристократ, а мы подонки из мюнхенских пивных, — поднимаясь по лестнице, разглагольствовал Плехнер. — Нам, к сожалению, не обойтись без этих чванливых индюков, проклятых банкиров и всей своры плутократов. Подумать только, Руди — командир дивизии! Уж будьте покойны, он не вернется из России с пустыми руками! А нам с вами до конца войны торчать в интендантстве… — Плехнер махнул рукой.
Они вошли в кабинет Антона, сели за низкий круглый стол.
— И в интендантстве можно делать большие дела, — заметил Антон. Он налил кофе и медленно пил его, недоумевая, к чему это позднее посещение.
Плехнер фыркнул.
— Только не при таком начальнике, как вы, Клеменс. Теперь мы только облизываемся, слушая легенды, как наживались интенданты в блаженные времена. При вас гроша не украсть!
— Вы льстите мне.
— А ради чего? Нет, Клеменс, скажу честно, мне очень приятно работать с вами, вы неподкупны, как апостол Павел. Вот, например, контракт с фирмой Бати…
— Я не знаю о нем…
— Я под вечер забежал на службу, и мне сказали, что завтра наши должны оформить с Батей договор на поставку одного миллиона пар сапог для армии. Боже мой, в прежние времена интенданты оторвали бы от этого контракта жирный кусок! Кстати, почему бы не послать меня к этим проклятым чехам? Уж я-то не позволю им оплести нас.
— Ладно, поговорю с начальством, — пообещал Антон — Какие новости?
— Ничего особенного. Сокращаем фронт… Надо же выдумать такую деликатную формулу, чтобы оправдать разгром. Что-то не везет нам в последнее время. Очень много недовольных военным и политическим руководством фюрера. — Из-под белесых ресниц Плехнер внимательно вгляделся в Антона.
— Так уж повелось в мире: все победы приписывает себе полководец, все неудачи сваливают на него.
— И в подходящий момент его убирают, вы это хотели сказать?
— Думаю, чаще бывает так: тот, кого собираются убрать, убирает недовольных. И вешает их.
— Да, конечно. Болтают о каком-то заговоре. — Плехнер зевнул.
— Заговор против кого?
— Против фюрера.
— Не слышал.
— Неужели ваш приятель Руди не сболтнул вам об этом?
— Ну, во-первых, он такой же мой приятель, как ваш друг. Во-вторых, Руди занимает такой пост, который отучает людей от болтовни. В-третьих, к чему бы он стал болтать со мной о каком-то там заговоре? У нас с ним дела посерьезней. Он кругом должен нам, и я просто выбился из сил, сводя наши запутанные расчеты. А пакет, в котором мы храним его векселя, просто намозолил нам глаза. — Антон вынул из сейфа зеленый пакет, разбухший от бумаг. — Вот видите, чуть ли не килограмм веса! — шутливо заметил он.