– Значит, ты меня убил, – произнесло неведомо что. Вполне узнаваемым голосом: голосом Михала Пселлоса.
Они попятились с разинутыми ртами.
– Ах, мои отважные убийцы, моя славная парочка забияк. Какая картина.
Существо было самое меньшее в фут высотой, пучащийся мешок блестящих мышц и крепких сухожилий, дышащий и подергивающийся жизнью. В его сокращениях был неуклонный ритм, и в полной эха тьме они услышали мерное движение жидкости под этой оболочкой.
– Пселлос? – хрипло спросил Рол.
– Часть его. – Создание выпускало шарики крови из крохотных отверстий, и вместе с ними наружу исходил глубокий и хриплый голос, похожий на голос человека, набравшего воды в легкие.
– Я его сердце, то, которое некогда разгоняло по его телу кровь, пока он не нашел способ поместить меня сюда. Так сказать, ради безопасности. И пока я существую, жив в той или иной форме Михал Пселлос. – Дрожащие усики выступили из плоти, точно обрубленные концы потрохов, и осторожно постучали по столешнице. Рол боролся с нарастающим в нем омерзением, с жаждой немедленно уничтожить эту отвратную вещь.
– Вы нашли ключ и миновали часовых. Поздравляю. Возможно, вы готовы выйти в мир. – Недолгое молчание. – А теперь вы находитесь в истинной мусорной куче мудрости. Вы поражены? Вы думали, что у Пселлоса здесь хранятся тщательно упорядоченные и каталогизированные описания тайн? У вас такие скрупулезные умишки.
– Думаю, Пселлос хотел, чтобы мы сюда попали, – произнесла Рауэн.
Существо лопотало и сокращалось, неестественное, ужасное, окруженное беспорядочно разбросанным хламом, попадавшим сюда в течение десятилетий. Оно явно учуяло их отвращение и досаду.
– Есть в мире люди, которые отдали бы сказочное богатство за то, чтобы собрать кости в этом помещении, а для вас это ничто, старый хлам. Этого и следовало ожидать, ни один из вас не завершил обучение. И ни у одного из вас нет побуждения его завершить. На вас не стоило тратить время. Когданибудь вы и сами это поймете.
– Почему он хотел, чтобы мы попали сюда? – спросил Рол.
– Чтобы услышать правду о себе. Прощальный дар. Это по меньше мере он… я… могу сделать.
Рол внезапно понял, что не хочет, чтобы эта дрянь говорила дальше.
– Давай убьем это, Рауэн, – предложил он.
– Нет, пусть говорит.
– Ах, Рауэн, у тебя есть роковой порок, – булькнула дрянь. – В глубине твоей души живет хорошо скрытое сострадание. Жажда любви. Там, где в этом мальчике суровость, ты совсем иная. В конечном счете он не отдаст ничего такого, чего не может позволить.
– Отвратительный маленький лживый ублюдок, – пылко заявил Рол.
– И все же оба вы сходны во многих отношениях, что едва ли неожиданность. В конце концов, вы брат и сестра.
Рол и Рауэн оцепенели. Казалось, эти слова обратили в лед их кровь. А дрянь опять разразилась булькающим смехом.
– Амери была матерью вам обоим. Она отдала Рауэн Пселлосу, мне, чтобы присматривал за ней, а Рола своему отцу Ардисану, ибо надеялась, что, разлучив вас, облегчит вам возможность уцелеть. Ты должна простить меня, Рауэн, хотя я и был тебе опекуном, ты была слишком прекрасна, чтобы я устоял. Еще ребенком. Но знай также: в тебе течет истинная кровь Бьона. Ты законная наследница престола Бьонара, дочь самого Бара Хетруна. Можешь радоваться тому, что узнала. Мне известно, ты пыталась открыть это долгое время. Рол, твой отец был кемто или чемто, мне неизвестным. Я был близок к тому, чтобы это установить, но мне помешала моя неожиданная смерть. Можешь навеки оставаться в неведенье, неблагодарный маленький негодяй.
Мягкая плоть дряни слегка сморщилась, словно от усталости. Но зловещее торжество прозвучало в ее ужасном голосе.
– А теперь можете меня убить.
Рауэн обнажила кинжал, словно в трансе, но на этот раз Рол ее остановил.
– Нет. Он лжет. Он был лжив во всем, и сейчас соответственно тоже.
– Она распознает правду, когда услышит, Рол Кортишейн. Я не лгу. Не у самых врат смерти. На Уорике слово «раурен» означает «королева». Ее неспроста так назвали.
– А что означает его имя? – спросила Рауэн, ее голос был холоден и безжизнен, как стекло. Последовало колебание.
– Оно означает «король».
Рол подхватил дрянь. Его пальцы погрузились в липкую плоть, а губы в отвращении, растянувшись, отстранились от зубов.
– Убей это, – сказала Рауэн.
– Нет. Должно быть чтото лучшее.
Поняв его намерения, дрянь начала корчиться и выть в его руке. Он запихнул дрянь обратно в банку, расплескав отвратно пахнущую жидкость по столу. Затем отыскал крышку и снова завинтил ее. Дрянь, называвшая себя сердцем Пселлоса, извивалась и расплющивалась о стекло без всякой пользы, темные отверстия в ее плоти отворялись и затворялись.
– Пусть пропадает здесь целую вечность, – заявил Рол. Они долго сидели в молчании, зная, что стали жертвой последней из множества хитростей Пселлоса. Больше у них не было желания рыться в грудах книг и рукописей, ища утраченное знание. Они и так знали уже слишком много. Когда Рол собрался взять Рауэн за руку, она отстранилась, качая головой.
– Оставь меня.
Наконец свечи стали догорать, и последнее масло зашипело в лампах. Рола охватил внезапный страх, что, когда вернется темнота, они останутся здесь и будут сидеть, пока плоть не иссохнет на их костях, но он не мог придумать, как им пройти обратно мимо стерегущих хонхимов. Он встал. Дрянь все еще билась в банке. Он убрал банку в шкаф и закрыл дверцу.
– Нам надо идти.
Рауэн не откликнулась. Оставив ее, Рол опять непроизвольно начал обследовать помещение. Тяжелое молчание недр казалось его ушам громким, как собачий скулеж. Но слышался и некий иной звук.
Рол покинул покой Пселлоса и опять прошелся по пещере, глаза его настроились на темноту, как только остался позади свет лампы. Шум усиливался, то был отдаленный ропот текучей воды. Он двинулся на звук, точно пес на запах, и проследил его до отверстия в стене пещеры. Внутри отверстия шло яркое и стремительное движение. Он проник туда и тут же оказался весь в мельчайших брызгах влаги, невероятно освежающих после сухости пещеры. Река бежала через скалу, подземный поток с быстро мелькающими гребнями пены. А о каменный выступ, на котором стоял Рол, постукивала, качаясь на воде, плоскодонка с перекатывающимся на дне деревянным шестом. Она была пришвартована к каменному столбу отрезком веревки. Рол от души рассмеялся, и эхо неприятно отдалось в его ушах. Кажется, Пселлос всегда и везде предусматривал другой выход.
Погасла последняя свеча, и Рауэн сидела во тьме, снова и снова поворачивая нож в ладонях. Когда Рол положил руку ей на плечо, она вскочила, и нож поцеловал его горло. Рол осторожно оттолкнул лезвие.
