— Значит, именно этого человека мы должны благодарить за твое спасение! — сказала она, отвернувшись от Кинкейда и посмотрев на отца. — Тогда, конечно, лейтенанта Кинкейда следует принимать как самого желанного гостя.
Она стала старательно избегать его, потратила четверть часа на скучную беседу с доньей Долорес, обсудила с ней французскую моду. Мария не участвовала в разговоре, она лишь беспокойно поглядывала на своего брата и Кинкейда.
Тори также остро ощущала близость Николаса Кинкейда, который разговаривал с доном Луисом и Рафаэлем, без труда перейдя с английского языка на испанский. Тори охватило напряжение, она с трудом справлялась с волнением и всячески пыталась скрыть свои чувства. Как ему удавалось делать вид, будто она вовсе не существует, когда каждая ее мышца трепетала, оттого что он находился так близко? Похоже, ему не было дела до происшедшего — до ласковых слов, огня, который он порождал своими руками и ртом… до мимолетной близости со сговорчивой девушкой. О Господи, она вела себя как последняя дурочка!
Увлеченная зарождающимся феминистским движением, Тори однажды заявила, что считает несправедливым требовать от женщин, чтобы они руководствовалисъ мужскими представлениями о том, как им подобает вести себя. Зачем бездумно подчиняться этим требованиям? Почему бы не принять новые нормы женского поведения?
Сейчас она спрашивала себя: не слишком ли наивными и детскими были ее надежды на то, что нормы морали изменятся так радикально? Мужчины имели право на удовлетворение сексуальных потребностей; женщину, позволившую себе это, тотчас назвали бы шлюхой. Возможно, когда-нибудь общественная мораль предоставит женщине ту сексуальную свободу, которой обладают мужчины, но этого еще не произошло и забывать об этом даже на мгновение было бы нелепо.
Один миг безрассудства — и она потеряла то, что должна была сберечь для своего будущего мужа, Питера. Она не услышала слов любви, не увидела даже намека на ухаживание. Одно импульсивное решение внезапно изменило все.
И если прежде она думала, что случившееся что-то значит для Ника Кинкейда, то теперь было очевидно, как сильно она ошиблась.
Тори видела, что он беседует с гостями так спокойно, словно ее здесь и не было, а он всего лишь калифорнийский знакомый отца. Он даже оделся соответственно этой роли в испанском стиле: на нем были узкие брюки, обтягивающие длинные ноги, белая льняная рубашка с оборками на груди и рукавах, пояс и короткая калифорнийская куртка. Отсутствовал только традиционный парчовый плащ вроде того, что был у дона Луиса, — знак принадлежности к аристократии.
Но она могла поспорить на десять испанских реалов, что у отчаянного Кинкейда в каком-то скрытом, только ему доступном месте находится револьвер или нож.
Едва сдерживая себя, она уделила внимание лейтенанту Броку, но Рафаэль вмешался в беседу с возмутившим Тори видом собственника. Он несколько раз взял ее за руку, бросая на Брока недвусмысленные предупреждающие взгляды. Раздражение Тори нарастало, она с трудом оставалась вежливой и уже была готова произнести нечто резкое, когда гостей пригласили к столу.
Из-за неожиданного появления лейтенанта запланированное расположение гостей пришлось изменить, и Тори оказалась между Дейвом и Рафаэлем; серенькая мышка Мария бесстыдно флиртовала со своим соседом Кинкейдом, который уделял ей внимание.
Когда подали второе блюдо, Тори крепко сжала позолоченную ручку вилки. «Глупая девчонка… возможно, мне следует сообщить ей о том, чем он недавно занимался. О том, что он распутник и к тому же убийца. Тогда, наверно, — со злостью подумала Тори, — Мария перестанет пялиться на него блестящими карими глазами, смеяться над каждой его репликой, словно простодушная воспитанница».
Как могло отцу прийти в голову, что они должны породниться с этой семьей? Дон Луис и донья Долорес были такими скучными, местные сплетни вызывали у них больший интерес, чем мировые события, права женщин, политика. Какое ей дело до того, что местная портниха убежала с морским капитаном-янки искать золото? Или до того…
— Извините? — Удивленная Тори повернулась к донне Долорес. — Вы сказали, что сеньора Вальдес уехала из Монтерея?
— Si. С морским капитаном-янки. — Широкое лицо доньи Долорес явно свидетельствовало о ее радости за портниху. Она охотно кивнула. — Это обернулось нешуточным скандалом, потому что капитан привозил ей отрезы материи и теперь многие заказчицы не получат свои платья. Его, как и многих других, захватила «золотая лихорадка». Столько моих знакомых бросили все, чтобы отправиться на север за золотом, хотя им следовало остаться в Монтерее…
Тори перестала слушать, сосредоточившись на собственном смятении. В конце концов, могло ли ее беспокоить то, что сеньора Вальдес не сшила бальное платье, если папа превратился в бездушного целеустремленного тирана, не считавшегося с чувствами дочери? И если она сожалела об их отдалении друг от друга, о разделившей их пропасти, которая вряд ли когда-нибудь исчезнет, то отец с момента своего появления в sala почти не смотрел на Тори, словно дочь перестала существовать для него. Не думает ли он, что его решение для нее обязательно? Что она сдастся без единого протеста?
Чтобы скрыть вспыхнувший в глазах гнев, она уставилась на тарелку, двигая тонкий ломтик говядины, но будучи не в состоянии даже изобразить наличие аппетита. Подняв голову, Тори перехватила направленный на нее взгляд Кинкейда, рассерженно вспыхнула и с вызовом вздернула подбородок. Он, словно поняв ее, чуть заметно улыбнулся.
Будь он проклят! Что можно ждать от такого человека, как Ник Кинкейд, который держится так, словно впервые видит ее, словно между ними ничего не произошло? Он замечал ее не больше чем сидевшую на стене муху. Она возмутилась в душе, что он лишь вежливо кивнул ей и снова склонил голову к Марии, улыбнулся чему-то сказанному девушкой.
Тори охватила ярость. Ее попытки игнорировать его оставались почти не замеченными. Девушку бесило то, что он сам игнорировал ее и уделял все свое внимание бесцветной маленькой Марии. Право, она, Тори, не имеет ничего против этого, однако ему все же следовало бы сожалеть о сделанном, испытывать угрызения совести.
Конечно, она все время наблюдала за ним — прислушивалась к его тихому голосу и смеху, замечала, как часто он улыбается бедной Марии, — только по одной причине: чтобы защитить его. Вряд ли ему сойдет с рук попытка проделать с робкой и наивной Марией то, что он совершил с ней.
Что сказал бы отец, если бы узнал о случившемся? Вряд ли бы Кинкейда пригласили к обеденному столу, она была уверена в этом; он даже мог оказаться перед дулами револьверов, направленных на него пастухами. Это был бы не первый случай, когда разгневанный отец лично расправляется с человеком, обесчестившим его дочь.
Она обесчещена. О, она действительно обесчещена — во всяком случае, не пригодна для брака с доном Рафаэлем. Что произойдет, если ее тайну раскроют? Тори вздрогнула. Ни один калифорниец не женит своего сына и наследника на невесте, потерявшей девственность. Это не подлежало обсуждению, было неприличным…
