Госпожа нагнулась над низким столом, спиной ко мне, и занялась бумагами. В правой руке она держала перо.
— Я разбираюсь в деталях завтрашних вечерних торгов, — сказала она.
— Да, госпожа.
Леди Тайма работала спокойно, вдумчиво. Иногда забирала одну бумагу из стопки и добавляла к ней другую. Время от времени делала какие-то пометки пером.
Прошло несколько часов. Я не беспокоил ее. Я знал, что госпожа работает. Она была деловой женщиной. Мне было интересно, не относится ли что-то в этих бумагах ко мне? Спросить, конечно, не осмеливался, так как хорошо усвоил: любопытство не подобает рабу. Если меня собираются продать завтра, я узнаю об этом, когда хозяева или хозяйки сочтут нужным, возможно лишь в последний момент, когда бирка для продажи уже будет привязана к моему ошейнику.
— Налей мне вина, Джейсон, — рассеянно сказала она. — Как рабыня.
— Да, госпожа, — ответил я.
— Мне кажется, ты недоволен? — не поворачиваясь, спросила леди Тайма.
— Нет, госпожа.
— Хорошо. Ты настоящий мужчина с Земли. Подходящий раб для женщины.
— Да, госпожа, — согласился я, нашел вино и налил ей немного. Потом, как это делала Лола, прижал кубок к животу, затем поднес к губам, повернул голову и поцеловал его. Опустив голову, стоя на коленях и вытянув руки, я подал кубок госпоже.
— Великолепно, Джейсон, — похвалила она.
— Спасибо, госпожа, — ответил я.
Леди Тайма отпила вина и, разглядывая меня с презрением, сказала:
— Иди на свое место.
— Да, госпожа.
Я пошел назад к кушетке и снова опустился на колени. Она повернулась, поставила чашу с вином на низкий стол и через мгновение снова глубоко погрузилась в работу. Думаю, она забыла, что я нахожусь в комнате.
Я молча стоял на коленях позади нее. Время от времени она отпивала вино из чаши. Меня не замечали и игнорировали. Меня позовут, когда я понадоблюсь.
Взглянув на большую, покрытую мехом кушетку, я увидел, что там были цепи, прикрепленные к кольцам.
Наконец леди Тайма устало отбросила бумаги и положила перо, поднялась на ноги и повернулась, чтобы посмотреть на меня.
— Ложись на кушетку, — велела она. — На спину.
— Да, госпожа, — отозвался я.
Она подошла, деловито и обыденно подняла кандалы на цепи и защелкнула их на моей правой ноге. Затем обошла кушетку и слева зафиксировала мою левую лодыжку. После, как я почувствовал по движению моей левой ноги, вытянутой слегка влево, госпожа прикрепила цепь к кольцу. Потом подошла к изголовью и, взяв мое правое запястье, надела на него наручник. Еще раз обойдя кушетку, она взяла мое левое запястье, также надела на него наручник и плотно застегнула.
Леди Тайма проделала это с таким же привычным видом, с таким же отсутствием интереса и внимания, с каким бы она вешала свой наряд или перекладывала бы расческу и щетку на туалетном столике.
— Ты помнишь меня, Джейсон? — спросила она.
— Думаю, да, госпожа, — ответил я. — Вы были в числе работорговцев, которые осматривали меня в доме Андроникаса?
— У тебя хороший глаз на женщин, Джейсон. Я была в покрывале, — заметила леди Тайма.
— Спасибо, госпожа…
— Я напугала тебя, Джейсон? — задала она вопрос.
— Да, госпожа, — ответил я.
— Как я презираю слабость в мужчинах!
Я молчал.
— Ты ведь с Земли?
— Да, госпожа, — ответил я.
— Леди Джина говорила мне об этом, — сказала она, — в доме Андроникаса. И это также есть в твоих бумагах.
Она посмотрела на меня сверху вниз, на меня, мужчину с Земли, прикованного перед ней на кушетке.
— Разве женщины в твоем мире не презирают слабость в мужчинах? — спросила она.
— Нет, госпожа, — ответил я, — они жаждут ее.
— Откуда ты знаешь это?
— Нас так учили, — объяснил я.
— Интересно, — заметила леди Тайма. — Неужели они так отличаются от других женщин?
— Возможно, госпожа. Я не знаю.
— Тогда интересно, если это правда, почему же женщины, доставляемые сюда с Земли, становятся такими фантастическими источниками удовольствия и покорности для горианских мужчин?
— Я не знаю, — признался я.
— Безусловно, ты знаешь, что они, раздетые и закованные в ошейники, превращаются в рабынь, приносящих фантастическую прибыль.
— Я не знал, — уверил я ее.
Я действительно ничего не знал о рабынях с Земли, кроме слухов, что они ценятся на некоторых рынках и приносят неплохие прибыли. Я полагал, что должно быть какое-то объяснение их экономической ценности.
Думая о бедной Беверли Хендерсон, я надеялся, однако, что ей удалось как-нибудь избежать жестокой судьбы женщины-рабыни. Как жаль, если она, такая очаровательная и изящная, оказалась выставленной на продажу. Какое унижение для ее интеллекта и личности!
Я сразу же испуганно выбросил из головы мысль о том, какая это была бы радость — владеть ею.
— Я нахожу тебя интересным, Джейсон, — сказала леди Тайма.
Она прошла к шкафу и, открыв его, вынула оттуда плеть для рабов. Я напрягся.
— Когда я первый раз увидела тебя, — сказала она, — то почувствовала на мгновение, глядя в твои глаза, что они могут быть глазами мужчины. Я думала так, хотя знала, что ты — землянин.
Я молчал.
— Какое-то время, глядя в твои глаза, — продолжала леди Тайма, — я думала, таких глаз женщина должна бояться, чувствуя, что все отличительные черты ее внешности, несмотря на покрывало, ясно видны тому, кто рассматривает ее так… Конечно, пока его взгляд властно, небрежно скользит по ней, она должна опасаться, что ее красота, ее желания, несмотря на прикрывающие слои ткани, могут быть безжалостно выставлены перед ним, как это бывает с рабынями.
Я продолжал молчать. Она нежно касалась моего тела хвостами плети, частично лаская, частично обучая рабской зависимости.
— Пожалуйста, не бейте меня, — попросил я.
— Но затем я обнаружила, что ты не мужчина, а раб. Тот, кто презренно слаб, — проговорила она.
— Пожалуйста, госпожа, — умолял я, — не бейте меня!
Леди Тайма отложила плеть в сторону.
— Не бойся, Джейсон, — посмотрев на меня, сказала она. — Ты не достоин плети.
Госпожа подняла руки к высокому, богато украшенному воротнику и расстегнула пряжку. Позволила платью упасть с плеч и оставила его лежать на полу. Она была поразительно красива.
— Я не буду долго забавляться с тобой, Джейсон, — успокоила она, — я скоро пошлю тебя назад, к твоим цепям.
