Наступило время обеда. Разложив еду на листьях банановой пальмы (став женой и матерью, Тара научилась готовить кое-какие блюда), молодая женщина напряженно молчала. Она продолжала размышлять о судьбе Джеральда.
Камал долго наблюдал за тем, как она покусывает губы и хмурит тонкие брови, как ее щеки вспыхивают румянцем, и, не выдержав, спросил:
— Что случилось?
Тара вскинула искрящиеся глаза и нехотя произнесла:
— Я встретила Джерри…
— Англичанина?
— Да. Мы немного поговорили. Он признался, что ему нравилась одна индийская девушка… Мне кажется, он хочет узнать о том, что с ней стало. Я подумала, что могу ему помочь. Узнаю, где живет Джая, и навещу ее.
— Зачем? — удивился Камал. — Зачем ты туда пойдешь? Что скажешь? Разве ты знакома с этой девушкой?
— Нет. Когда-то я танцевала на свадьбе ее брата, но едва ли она меня помнит. Просто мне жаль Джеральда. Он хороший человек, и мы кое-чем обязаны ему. Именно он сумел договориться, чтобы тебя приняли в английский госпиталь.
— Я знаю, — спокойно произнес Камал. — И все же мне странно видеть, как ты пытаешься устроить счастье своего бывшего любовника!
Тара вздрогнула, как от удара, а потом вызывающе вскинула голову.
— Тебе прекрасно известно, почему он стал моим любовником! А для меня не секрет, что именно с тобой Амрита провела свою первую ночь!
Камал смутился, но ограничился тем, что равнодушно пожал плечами.
— Она тебе рассказала? Зачем? Это случилось десять лет назад и никогда не повторялось. И не повторится. Мы с ней просто друзья, и это не должно стоять между тобой и Амритой.
— И не стоит. Так же, как мои отношения с Джеральдом не должны стоять между мной и тобой. Разве мы не доверяем друг другу?
— Прости. — Камал притянул ее к себе. — Делай то, что считаешь нужным.
Солнце жарко палило с безоблачного полуденного неба, кое-где по земле, под узорчатым пологом листьев, расползлись гофрированные тени. Тесные ряды домов, казалось, слились в одну линию.
Дом мужа Джаи был окружен каменной оградой почти в два человеческих роста, над которой поднимались верхушки платанов с пестрой, как леопардовая шкура, корой и какие-то пушистые метелки с ярко-розовыми бутонами цветов. Ворота были крепко заперты.
За шесть лет жизни в Калькутте Тара обзавелась множеством знакомых, и для нее не составило труда узнать, где живет дочь заминдара.
Теперь она стояла перед воротами, не решаясь постучать. Что сказать? Кем назваться? А если ее прогонят? Чутье подсказывало молодой женщине, что она напрасно явилась сюда. И все же Тара не желала отступать от задуманного.
Ворота открыл привратник. Тара сказала, что хотела бы повидать хозяйку дома. Увидев перед собой хорошо одетую и к тому же замужнюю женщину, слуга пропустил ее внутрь.
Тару провели в большую затененную комнату. Навстречу вышла молодая женщина в темном сари, скромно причесанная, с усталым, грустным лицом. Она тихо поздоровалась и спросила:
— Кто вы?
Тара растерялась. Камал был прав. Нельзя бесцеремонно вторгаться в чужую жизнь, тревожить покой незнакомой семьи! Что она может сказать этой девушке? А если появится ее муж и потребует объяснений?
На помощь пришла спасительная мысль.
— Я хотела бы поговорить о вашем брате.
— О Киране? — удивилась Джая и с тревогой повторила: — Кто вы? — Она выглядела озабоченной и издерганной. Таре показалось, что в этом доме привыкли к плохим новостям. Но отступать было некуда.
— Простите, — взволнованно произнесла танцовщица, — я не должна была приходить. На самом деле то, что я хочу сказать, не имеет к вам никакого отношения. Разумнее было бы поговорить с вашим братом. — Она сделала паузу. — Моя подруга Амрита, девадаси из храма Шивы в Бишнупуре, родила ребенка от Кирана. Боюсь, ваш брат ничего об этом не знает.
— Я тоже не знала, — растерянно произнесла Джая. — Киран женат, у них с Мадхур двое детей. Вот уже пять лет, как он живет в отцовском имении.
— Вы видитесь?
— Нечасто, — ответила молодая женщина и спросила: — Вас прислала ваша подруга? Она в чем-то нуждается?
— Нет. Повторяю, я не должна была приходить, — подавленно произнесла Тара. — Не говорите об этом своему брату. Он встречался с Амритой до того, как женился. Она сама пожелала родить ребенка. Храм Шивы богат. Амрита ни в чем не нуждается. Разве что в том, чего ваш брат, по-видимому, уже не может ей дать.
Во взгляде Джаи были понимание и легкая грусть.
— Ваше лицо кажется мне знакомым.
— Я танцевала на свадьбе вашего брата, а прежде служила в храме, как и Амрита. Я была на свадьбе Кирана вместе с английским офицером, Джеральдом Кемпионом. Вы его помните?
На лице молодой женщины появился легкий румянец. Казалось, она немного ожила, воспоминания растопили замершие в забвении чувства.
— Да. Он жив?
— Жив. Он по-прежнему в Калькутте.
— Вы… с ним?
Тара принужденно рассмеялась.
— Мы расстались. Пять лет назад я вышла замуж за индийца. — И обеспокоенно оглянулась. — Нас не услышат?
— Нет.
— Вы одни?
— Сейчас полдень, я отпустила слуг. Мой муж лежит в дальней комнате.
— Он болен?
— Да. Он давно не встает с постели.
Тара похолодела. Вот откуда неестественная сдержанность, тень несчастья, обреченность во взоре, мрачные одежды молодой хозяйки!
— Сколько ему лет? — не удержавшись, поинтересовалась она.
— Шестьдесят два.
— А вам?
— Двадцать два, — спокойно ответила Джая.
— У вас есть дети?
— Нет. У мужа есть — от первой жены. Три сына и дочь.
Таре стало и стыдно, и страшно. Стыдно оттого, что она живет простыми, незамысловатыми радостями, наряжается и танцует, имеет прелестную дочь и каждую ночь занимается любовью с мужем. Страшно — потому что она поняла: у этой женщины нет будущего, ее ждет ужасная смерть. Самосожжение на костре после смерти мужа — не только обязанность, но и привилегия вдов из высших каст.
Тара поняла, что ничего не расскажет Джеральду. Будет лучше, если он не узнает о судьбе Джаи.
— Если вам будет нужна помощь, пожалуйста, обращайтесь ко мне, — чувствуя неловкость, произнесла Тара и сообщила, где ее можно найти.
Джая устало и равнодушно кивнула в ответ, после чего проводила нежданную гостью до порога.
Когда Тара вышла на улицу, ей почудилось, будто она вырвалась из мрачного подземелья, ужасной тюрьмы, где витает дух забвения и пахнет смертью.
