Так он и остался висеть, слепо всматриваясь в кромешную тьму. Но вскоре зрение стало приспосабливаться — из его глаз ударили желтые лучи. Как из глаз Кали, подумалось ему во сне. Сперва он ничего не мог различить толком: бледные трепещущие контуры, серые шатающиеся формы… На расстоянии, недоступном для его лучей света. Но эти тени приближались, попадая в его лучи и выходя из них. Пытаясь уследить за путаным путем одной из этих сущностей, он неизменно высвечивал другую. А фигуры все приближались, открывая его взору чудовищное состояние своих призрачных форм. Мужчина, застрелившийся из ружья, с развороченным лицом. Женщина с голой вымытой грудью, покрытой клинописью колотых ранений, скоплением маленьких черных штрихов, настолько скученных, что они напоминали рой усевшихся на нее насекомых. Он понял, что обозревает страну мертвых, хотя сам еще жив, несмотря на то что все прочие тела, висящие рядом, были обезглавлены, а потому не видели ничего. Он был одинок, напуган и беспомощен… Но хуже всего было то, что это видение не открывало ему никаких тайн, не даровало ему озарения. Все это он уже видел, но на этот раз образы были обессмерчены преисподней, где не обесцвечивались никогда, где мертвые не могли найти покоя.
Его разбудила острая боль где-то под левым глазом, и он инстинктивно схватился рукой за лицо. Сев в кровати, он потянулся к выключателю лампы. Его жена что-то проворчала, потревоженная светом, и отвернулась.
На одеяле МакДиас заметил серовато-прозрачное насекомое, покалеченное его шлепком и мельтешащее лапками, лежа на спинке. Это был ми’хи, и он понял, что тот укусил его во сне.
Он принес из ванной пластиковый стаканчик, стряхнул в него существо, а потом вернулся в ванную и закрыл дверь. Он принялся разглядывать извивающееся создание. Вероятно, оно спряталось в его ботинке или в одежде несколько недель назад, когда он осматривал то место преступления, — но почему оно выжидало так долго и атаковало его лишь сейчас? Может, это был первый разведчик целой стаи, разыскивающей его, чтобы отомстить? Эта мысль вывела МакДиаса из себя, и он, открыв пинком крышку унитаза, начал наклонять над ним стаканчик, чтобы сбросить туда крохотного инопланетянина. Но помедлил. Это будет убийство, и на этот раз преднамеренное. Хотя улики будут смыты, преступление будет записано у него в голове, а его воспоминания часто извлекали и использовали в судебных целях. То ли из морально-этических соображений, то ли из чувства самосохранения, а может, и из-за того и из-за другого он все же закрыл крышку унитаза и переместил покалеченное существо в пузырек из-под таблеток.
На следующее утро он увидел, что плоть вокруг глаза распухла и покраснела — свет вызывал жуткое жжение в глазу и заставлял его слезиться, поэтому ему приходилось крепко его зажмуривать. Его правый глаз тоже слегка слезился — то ли за компанию, то ли потому, что яд от укуса продолжал распространяться.
Он сунул пузырек с все еще пытавшимся выбраться созданием в карман своей куртки и по пути на работу заехал в больницу, чтобы кто-нибудь осмотрел укус… Своего пленника он тоже передал в руки врачей. Терапевт, осматривавший его (как только выяснилось, что он полицейский, его тут же приняли), сообщил, что мужская особь ми’хи действительно ввела яд, но этот яд становится опасным для жизни лишь при множественных укусах. Кроме того, это был укус самца, не вступившего в пору зрелости, а потому его яд был не так силен. «Вероятно, ему удалось бежать с места преступления, — предположил доктор, — и несколько следующих недель он провел выслеживая вас с надеждой отомстить». Похоже, все это казалось ему весьма забавным. Однако МакДиасу отчего-то стало жалко существо. Не вступивший в пору зрелости… Возможно, ребенок. Опечаленный смертью своих родичей, своих родителей. Яростно набросившийся на него в безнадежной попытке одолеть намного более крупного, более сильного врага.
— Доктор, — начал МакДиас, уже натягивая курку и водружая на нос темные очки, облегчавшие участь его терзаемых светом глаз, — когда мне было десять, мне вживили чип памяти «Мнемозин-755», и я подумываю о том… чтобы его удалить…
— Да, теперь вам, конечно, могут предложить кое-что получше…
— Я не хочу его чем-то замещать… Я просто хочу, чтобы его удалили.
Доктор улыбнулся и слегка склонил голову набок, словно его насмешили. МакДиасу он не нравился.
— Отчего же?
— Просто он мне больше не нужен, — ответил детектив слегка раздраженным тоном.
— Хм, у меня тоже есть чип, и я им очень доволен… Не думаю, что врач, имеющий дело с таким количеством рас, с каким приходится иметь мне, мог бы без него обойтись.
— Уверен, что вам он необходим. Но свой я хотел бы вынуть, а потому меня интересуют стоимость и детали подобной процедуры. Покроет ли ее страховка или…
— Видите ли, вам вовсе не обязательно его вынимать. Его можно просто отключить — это очень простая процедура, которая к тому же не требует хирургического вмешательства.
— Я бы все же хотел, чтобы его вынули.
— Знаете, он ведь не включится сам по себе… Если, конечно, вы потом не передумаете и не пожелаете, чтобы он заработал снова. Он не реактивируется, если вы ударитесь головой, — хихикнул доктор.
МакДиас поднялся со своего места.
— Спасибо, — произнес он еще более раздраженно и вышел из кабинета.
— Простите, мистер МакДиас, — сказала сестра и чуть ли не выпрыгнула из-за стойки, словно намереваясь его перехватить, — у нас еще не было возможности ее переместить… Вы уверены, что не хотите подождать?
Он не был уверен, но направился по знакомому пути, в то время как сестра изо всех сил старалась за ним поспеть. Возле ящика не было никого и ничего, что указывало бы на то, что что-то не в порядке, и он был рад, что ему не пришлось сделать это мрачное открытие самому. Разумеется, это было невозможно — в случае возникновения каких-либо проблем система жизнеобеспечения подавала сигнал на стойку, поэтому неожиданностей удавалось избегать. И все же МакДиас не мог не представить себе выезжающий ящик и последующий шок от сделанного открытия.
Сестра обошла его, чтобы активировать ящик, и пузырь выплыл из своей ниши, а затем опустился, чтобы продемонстрировать свое жуткое содержимое.
— Боже мой, — прошептал МакДиас, словно во всем этом все же была какая-то неожиданность. В те секунды, что ушли на открытие ящика и опускание пузыря, он пытался вообразить себе, как его мать будет выглядеть мертвой. Ее лицо, скорченное в гримасе, ее глаза, вылезшие из глазниц, ее плоть в черных и фиолетовых пятнах. Но вместо этого он увидел умиротворение… На ее губах застыла странная кроткая улыбка мертвых. Однако ее веки были не до конца прикрыты — мелочь, но все же слегка тревожащая.
Как и в тот свой визит, когда она не могла его вспомнить, он долго вглядывался в ее недвижимое лицо. Ее волосы — когда-то рыжими сверкающими прядями завивавшиеся на его маленьких пальцах — всего лишь серые клоки; ее щеки — когда-то гладкие и мягкие под детскими поцелуями — впалые и увядшие. Ее глаза — когда-то жадно поглощавшие фильмы — наполовину открыты, наполовину закрыты. Эта маленькая деталь словно дразнила его. Это была незаконченная деталь. Они должны быть закрыты. Она должна наконец упокоиться целиком.
