Гости почему-то не спешили начать разговор.
– Вы хорошо себя чувствуете? – еще раз спросил Горный.
– Да, нормально. Насколько это возможно, – усмехнулась Лизавета.
– Я уже сказал, мы специально пришли вместе, чтобы не мучить вас повторными расспросами. Понимаете?
Лизавета кивнула.
– Только я действительно не вижу, чем могу быть полезна. Я ничего толком не знаю. И не понимаю, кто и зачем поставил это взрывное устройство.
– Довольно интересное устройство, – подал голос опер из Петроградского РУВД. – Пластит. И вы никого не подозреваете?
Лизавета отрицательно покачала головой.
– Но ведь так не бывает!
– Почему?
– Потому что не бывает. Обычно люди знают или хотя бы могут предположить, кто ненавидит их до такой степени, что готов пойти на убийство.
– Значит, ситуация не обычная.
– Ой, вы точно так же на экране брови поднимаете, когда что-нибудь ехидное говорите, – вклинился в разговор веселый Алеша Попович. – Вы вообще мой любимый диктор. Только на экране вы совсем другая, строже и старше выглядите.
– Это свет такой, мы смотримся, как переболевшие гепатитом. Только я не диктор, а журналист. Я пишу и снимаю, а не только чужие слова проговариваю. – Лизавета привыкла поправлять не посвященных в телевизионные тонкости граждан, полагающих, что каждое лицо на экране – это лицо диктора. Когда-то, на заре телевизионной эры, так оно и было, но позже стало ясно: хорошей дикции и смазливого личика мало. Пока держались дикторы первого набора, прошедшие театральную или кинематографическую школу, все было в порядке, а потом стал ощущаться дефицит личностей. И функции дикторов резко ограничили.
– Я, как только вас увидел, сразу понял – что-то тут не так. Не похожи вы на диктора. – Веселый Дмитрий Сунков, казалось, был готов довольно долго распространяться на эту тему, но его остановил Горный.
– И, как журналист, вы поехали снимать репортаж в «Тутти-Фрутти»?
– Да, хотя очень не хотела. Это был мой выходной день, у меня имелись другие планы.
– Но вы поехали и даже заявили, что располагаете важной информацией?
– Можно сказать, да.
– И что же это была за информация?
– Я уже рассказала вашему полковнику Бойко. Звонили не только в «Интерпост», но и нам, в «Петербургские новости». Это достаточно важно, если речь идет о терроризме.
– И больше ничего?
– Ничего. Ребята, мне честно больше ничего не известно! – воскликнула Лизавета.
В этот момент в кабинет заглянул Савельев.
– Я вернулся, все в порядке. Завтра можем ехать на интервью. – Тут Савва заметил гориллообразного Горного. – О-о-о, дорогой милиционер! Ты занята?
– Наверное, да. – Лизавета вопросительно посмотрела на присутствующих. Они промолчали.
– Тогда я у себя. Кстати, выпуск через двадцать минут. И еще… Вы уж извините, что отвлекаю. Меня Борюсик перехватил. Он распорядился текст Сашкиного сюжета разослать по газетам и агентствам, а то все звонят, хотят с тобой поговорить, а ты к телефону не подходишь или все время занято. Коллеги нервничают.
– Ладно, буду подходить. – Лизавета положила на место снятую с рычагов трубку. Она только сейчас заметила – кто-то позаботился о том, чтобы им не мешали звонки.
– Я думал, так будет быстрее, – сказал Горный, когда Савва исчез.
– Да Бога ради! Я совершенно не хочу говорить по телефону – ни с кем и ни о чем.
– Мы закончим как можно быстрее, – пообещал Горный. – Вот вы сказали, что вы журналист. Мог кто-нибудь отомстить вам за не слишком лицеприятный репортаж?
– Мне – вряд ли. Не было у меня таких материалов.
– Но бывают же случаи! – эмоционально вскрикнул Дмитрий Сунков.
– Очень редко. Из всех мне известных только одно убийство журналиста напрямую связано с его профессиональной деятельностью. Убийство Димы Холодова. Остальные – скорее коммерческие. Я не говорю про «горячие точки» вроде Чечни. Там другое. А здесь проще все решить, не прибегая к убийству.
– В каком смысле – проще? Угрожать? Или как? – Этот вопрос задал оперативник из Петроградского РУВД.
– Проще с моим начальником в баньку сходить или просто звякнуть по-дружески. По-своему, по-начальственному договориться. Или же письмецо прислать на бланке с грозными реквизитами.
– И что, банька помогает? – Сунков явно заинтересовался.
– Насчет баньки не знаю, не присутствовала. А письма, как правило, действуют. Вон, их у меня штук пять только за последний месяц накопилось. Все подписаны высокопоставленными чиновниками. И в каждом подробно объясняется, что журналист Зорина, в отличие от авторов писем, в восстановлении Ленинграда после войны не участвовала, ударными комсомольскими стройками не руководила и даже не имеет опыта административно-хозяйственной деятельности, а следовательно, не имеет морального права делать сюжеты о проекте замены фонарей на Невском, о плохом покрытии улиц и о строительстве вечной дамбы.
– Можно посмотреть? – живо откликнулся Алеша Попович.
– Смотрите, если не лень. Там и мои ответы подколоты. Только я не уверена, что Борюсик отправляет их адресатам.
Сунков зашуршал бумажками. Паузой воспользовался Николаев из Петроградского РУВД. Вопросы он задавал простые и резонные. Лизавета отвечала быстро.
– Во сколько вы сегодня взяли машину?
– Когда ехала на студию. У меня в одиннадцать был выезд на съемку.
– Машину где оставили?
– На «паперти». В смысле у входа.
– И больше к ней не подходили?
– Нет.
– А почему за рулем оказался оператор?
– Мы ехали на деловую встречу. Могла появиться необходимость кое-что отснять. Попросили Володю поехать с нами.
– То есть выезд именно в это время был незапланированным?
– Да, примерно за час Савва… Савва Савельев, мы с ним вместе готовим один репортаж… договорился о встрече. – Лизавета не захотела вдаваться в подробности.
Вопросы сыпались, как горох:
– Вы часто отдаете кому-нибудь ключи?
– Не очень. Только когда надо что-то починить или машина не заводится. В сервисе. Иногда – знакомым.
– Сами часто ездите?
– Как получится. Порой без машины выходит быстрее.
– Машина где стоит?
– Во дворе.
– Сигнализация есть?
– Да.
– И часто вам подобным образом угрожают?
– Кто? – Лизавета опешила, уж больно резко прозвучал вопрос Дмитрия Сункова.
– Ну, вот как здесь. Он протянул ей возмущенные письма и ее ответы.
