Юки сказала, что он переменился с той ночи, как свозил мальчишку в парк и избил его за скандал, учинённый в кафе. Он и сам не знал, почему так случилось, но понимал, что жена права. Что-то изменилось. Где-то там, внутри, он уже не был тем человеком, который женился на Юки пять лет назад.
Такино бросил взгляд на Юки: её тонкие пальцы всё время двигались, дёргая туда-сюда белую нить. Когда они только встретились на верхнем этаже офиса строительной компании, она уже увлекалась кружевами. Был тихий спокойный день. Даже сейчас Такино отчётливо это помнил. Он искал, кому бы продать некоторое количество железа, которое они получили, переплавив металлолом. Он поднялся наверх, чтобы подождать, когда с обеда вернётся босс. На Юки была однотонная тёмно-синяя форма. Она выглядела просто ослепительно.
С того дня миновало пять лет и восемь месяцев.
— Что-то не так? — пальцы Юки перестали двигаться. Она заметила, что Такино не отводит от неё пристального взгляда. — Почему ты так смотришь на меня?
— Любуюсь тобой. Ты всегда целиком погружаешься в работу.
— Не тебе говорить. Ты сам похож на маленького мальчишку, когда сидишь со своими трубками.
Такино налил в стакан ещё немного пива. Бежевый ковёр, две кровати, столик, тяжёлые коричневые шторы. Он снова отхлебнул пива. Не такое вкусное, как поначалу.
— Ты не думаешь, что надо уже что-нибудь решить с комнатой Мизу? — сказал он.
Ещё до того как девочке исполнилось два годика, родители устроили ей собственную комнату. Они застелили там пол толстым ковром, чтобы она не ударилась, если упадёт, выстроили все её мягкие игрушки аккуратными рядами, развесили на стенах картины с изображением лошадей и кроликов. Когда дочь умерла, они не стали трогать эту комнату. Такино вообще практически не заглядывал туда, а Юки появлялась там раз в неделю ради уборки.
— Зачем?
— Ты же понимаешь, что нельзя её оставить в таком виде навсегда.
— Это будет неправильно. Бедная Мизу.
Такино уже раскаивался, что начал этот разговор. Он же знал, как отреагирует Юки. Он опустошил третий стакан пива. Сейчас он чувствовал лишь горечь.
— Ты неправильно поняла меня, Юки.
— Знаю. Я всё понимаю. — Юки перестала работать спицами и положила их на прикроватную тумбочку. — Я знаю, что тебе нелегко видеть её комнату такой, как она была.
— Нет. Просто…
Такино не мог объяснить, в чём дело. Но комната выглядела как-то не так, неправильно. Трудно сказать, что именно его тревожило. Он просто чувствовал: нельзя, чтобы Юки вспоминала о дочери, которую они потеряли, всякий раз, когда она проходит мимо бывшей спальни девочки. В его памяти всплыло лицо Мизу: вот она улыбается, плачет, спит. Он ощутил, как берёт дочь на руки; воспоминания были ещё слишком живыми и слишком болезненными.
— Помнишь, как ты бросился устраивать ей комнату? — спросила Юки. — Как ты контролировал рабочих и всё время указывал им, как именно нужно всё сделать. Я будто сейчас тебя вижу: ты берёшь её на ручки и говоришь: «Смотри, Мизу. Ты здесь можешь играть сколько захочешь и никогда не поранишься».
Юки улыбнулась. Он встал и пересел на кровать Юки. Заскрипели пружины. По плечам женщины струились пряди волос. Такино начал накручивать их на палец.
— Ладно. Давай больше не будем об этом говорить.
Всё ещё перебирая руками её волосы, Такино лёг на постель. Юки встала, вытащила у него изо рта сигарету и положила её в пепельницу. Она сняла пеньюар — белья на ней не было. Казалось, её гладкая белая кожа ничуточки не постарела. Только внизу живота виднелся шрам — просто тонкая линия: рубец, оставшийся после рождения Мизу.
Такино легонько провёл по шраму пальцем.
5
Мурасава убивал время, стоя на платформе станции. Под его ногами на земле тлели несколько сигаретных окурков.
— Это примерно в семи-восьми минутах ходьбы отсюда, — сказал он.
Они были всего лишь в двух остановках от супермаркета Такино.
— Ну, чего вы добились от Такино? — поинтересовался Мурасава.
— Не убедил он меня, что всю свою жизнь только и думает: десять иен туда, пятнадцать иен сюда.
— Что вы имеете в виду?
— Скидки в супермаркете.
— Полагаете, мы сможем из него что-нибудь вытрясти?
Они прошли через торговую галерею, расположенную перед входом на саму станцию. Почти семь часов вечера. Кругом ещё много людей.
Мурасава предполагал, что Такаги пошёл повидать Такино и что-нибудь из него выжать. Большинство полицейских именно так и делают, когда следствие заходит в тупик. У тебя есть кто-то, кого ты считаешь подозреваемым, но доказать это не можешь. И если ничего не получается, то лучше всего постараться надавить на него. Только Такаги, похоже, выбрал неподходящего кандидата.
Наверное, Мурасава думал, что Такино выдаст какую-то информацию, а он знал, как умеет работать Такаги. Но Такаги не сделал попытки что-нибудь вытрясти из Такино. За короткое время их беседы он понял, что лишь напрасно потерял время. Не то что бы Такино был преувеличенно холоден и самоуверен, он даже и не изворачивался. Он просто выглядел совершенно равнодушным. Казалось, что у Такино вообще отсутствует инстинкт самосохранения.
— О Сугимуре нет никаких новостей, я правильно понял?
— По-видимому, он нашёл необычное убежище, иначе они бы уже его разыскали. Если не…
— Если только его не увезли. А с ним и его женщину — Оваду.
— Может быть, это наиболее вероятная версия. И думаю, между ними есть нечто больше, чем трогательный роман.
— Возможно, Сугимура намеревается стать боссом после смерти Овады. А что там насчёт дочери Овады?
— Не знаю. Я пытался выжать что-нибудь из нескольких тупиц «Марува», но ни один не знал даже, что она исчезла.
— Интересно, как сюда вписываются наркотики?
Пока Мурасава изучал прошлое Такино, Такаги собирал всю возможную информацию о банде «Марува» и людях, которые притаились в тени группировки. Он ничего не нашёл. Они свернули на тёмную аллею.
— Вон там, первый этаж, с левой стороны. Похоже, он ещё здесь, — сказал Такаги.
Окно было освещено. Мурасава поднял голову и посмотрел на здание, на старомодный деревянный дом.
— Вы уверены, сэр?
— Понимаешь, миновало более десяти лет. Посмотрим, что здесь произошло за это время.
Они направились к двери. Табличка на ней отсутствовала. Номер «6» был выгравирован прямо на самой стальной поверхности. Они позвонили в звонок, и дверь почти сразу же отворилась.
— Хиракава, у нас есть для тебя работа, — с порога произнёс Такаги.
— Что за срочность? А если я занят?
