В душе губернатора поднялось глухое раздражение, когда он увидел бесцеремонное отношение этого незнакомца, который не только осмелился вытребовать его в кабинет, но еще явился к нему в таком небрежном и простом костюме.
Сердар был одет в обычный костюм охотника.
— С кем имею честь говорить? — спросил губернатор тоном, ясно указывающим на его неудовольствие. — Что значит эта шутка?
— Я не имею намерения шутить, сэр Уильям Браун, — холодно ответил ему Сердар, — и когда вы узнаете, кто я, вы поймете, что шутки не в моем вкусе.
Сердар держал себя с достоинством; в нем чувствовался аристократ, несмотря на простую одежду. Врожденное достоинство производит всегда большое впечатление на англичан, которые ценят человека, умеющего занять подобающее ему место, даже в том случае, если к поступкам его примешивается значительная доза высокомерия. Решительный тон и манеры Сердара оказали на сэра Уильяма Брауна должное действие, и на этот раз он иначе отвечал ему.
— Прошу извинить, это выражение невольно сорвалось у меня; но здесь я представитель ее величества королевы, нашей милостивой повелительницы, и потому вправе требовать уважения к должности, занимаемой мною. Признайтесь поэтому, что ваш способ добиться аудиенции у губернатора Цейлона и представиться ему не соответствует принятому в этом случае этикету.
— Я нисколько не отрицаю, господин губернатор, странности моих поступков, — отвечал Сердар, который в течение уже нескольких минут с зловещим выражением всматривался в своего собеседника, — и я только по необходимости, поверьте мне, избрал наиболее верный и, как видите, наиболее удачный способ пройти к вам. Не осмелься я нарушить традиционные обычаи, о которых вы говорите, пожалуй, получился бы результат, несколько иной, чем тот, которого я добился теперь. Одно слово скажет вам больше, чем все другие объяснения: я тот, которого туземцы зовут Срахдана, а англичане, ваши соотечественники…
— Сердар! — воскликнул сэр Уильям вне себя от изумления. — Сердар здесь… у меня!.. А! Вы дорого поплатитесь мне за эту дерзость…
И он подбежал к ручке звонка, висевшей над письменным столом.
— Он перерезан в передней, — холодно заметил Сердар, — я забавлялся этим в ожидании вашего прихода… и к тому же, — продолжал он, направляя на сэра Уильяма дуло своего револьвера, — у меня здесь есть нечто, чем я могу удержать вас на месте. Если вы вздумаете злоупотребить властью занимаемого вами положения, я со своей стороны злоупотребляю властью, которую мне дает это оружие, а в таком случае наши силы не будут равны.
— Да это засада!..
— Нет, просто объяснение, и в подтверждение этого я разрешаю вам открыть ящик вашего письменного стола, к которому вы, видимо, хотите подойти, и взять оттуда револьвер. Таким образом неравенство сил, о котором я говорил, будет устранено, и вы, быть может, согласитесь поговорить просто и серьезно, как это подобает двум джентльменам. К тому же, чем больше я всматриваюсь в ваше лицо, тем больше нахожу в вас нечто знакомое, что заставляет меня думать, что мы встречались с вами когда-то… О! Это было, вероятно, давно, очень давно… я отличаюсь замечательной памятью на лица и уверен, что видел вас, хотя не могу припомнить место, где мы с вами встречались.
— Удивительный вы человек! — воскликнул сэр Уильям, отходя от письменного стола, откуда он действительно хотел достать оружие. Видя, что его намерение разгадано, он не захотел показывать, что боится своего странного посетителя.
— Вы имеете в виду, конечно, мои поступки? — спросил Сердар. — По-моему, я такой же человек, как и другие… Мое поведение самое обычное, поверьте мне. Вместо того, чтобы вести со мной открытую, честную борьбу, вы два раза устраиваете мне засаду, которой мне удалось избежать благодаря не зависящим от вас обстоятельствам… Так вот, я пришел к вам с целью открыто предупредить вас, что держу вашу жизнь в своих руках, что мне достаточно сделать один знак, произнести одно слово, чтобы через двадцать четыре часа вы перестали существовать… И если вы по-прежнему будете оценивать мою голову на вес золота, натравливать на меня подкупленных убийц, то я, клянусь честью дворянина, сделаю этот знак, произнесу это слово…
— Вы дворянин? — с удивлением воскликнул сэр Уильям.
— Точно так, — отвечал Сердар, — и принадлежу к такому же знатному роду, как и вы, хотя не знаю ваших предков.
— Мы считали до сих пор, — отвечал губернатор, пораженный этими словами и достоинством, с каким они были сказаны, — что имеем дело с самым обыкновенным авантюристом, с которым мы и поступали сообразно этому, но могу вас заверить, что с сегодняшнего же дня будет отменено приказание — по крайней мере, на Цейлоне, ибо власть моя не распространяется на материк, — которое оценивает вашу голову в известную сумму. Что касается Кишнайи, то ему будет дано знать, что все сказанное между нами не имеет больше значения.
Поступая таким образом, губернатор находился, вероятно, под влиянием приятного впечатления, какое Сердар обычно производил на всех, кто видел его близко и говорил с ним: быть может, он вспомнил приговор, произнесенный над ним членами общества Духов Вод и думал, что его великодушное поведение заставит изменить исполнение приговора, произнесенного над ним.
— Человек, о котором вы говорите, не в состоянии больше получить уведомление о перемене ваших намерений.
— Я имею возможность связаться с ним, когда пожелаю, и сегодня же вечером…
Он не успел закончить, так как Сердар отставил кресла, скрывавшие труп того, кого он все время принимал за предводителя тхугов, и, указав на него, сказал:
— Можете сейчас передать ему свое поручение. Вот он!
Сэр Уильям вскрикнул от ужаса при виде трупа туземца.
— Вот, — продолжал авантюрист, — что делает Сердар с изменниками и негодяями, которых посылают против него.
— Как! Вы осмелились принести сюда тело вашей жертвы, сюда, в мой дворец? Нет, это уж слишком!
— Вашего сообщника, хотите вы сказать, вашей правой руки, почти вашего друга, — сказал Сердар, который начинал выходить из себя при воспоминании о пытках, перенесенных в яме.
— Это поступок, не достойный джентльмена, а вы так хвастались этим званием, — отвечал губернатор, бледнея от злобы и забывая всякую осторожность. — Выйдите вон и благодарите небо за чувство деликатности, побуждающее меня поступить таким образом, ибо из уважения к своим гостям, к дворцу губернатора я не желаю устраивать здесь никакого скандала. Еще раз повторяю: уходите вон отсюда… Уходите поскорее и избавьте меня от этого гнусного зрелища, иначе я не отвечаю за себя.
— Полноте, не разыгрывайте комедию негодования, — продолжал Сердар полным презрения тоном. — Неужели вы думаете, что мне неизвестны условия постыдного договора, заключенного вами. Я только потому принес вам труп вашего сообщника, что вы требовали от него представить вам через неделю мой труп.
