– Тогда почему это беспокоит учителей?
– Полагаю, из-за драк.
– Драк! Мне никто ничего не говорил насчет драк.
– Только в этом году уже было пять-шесть случаев.
– Почему это не довели до моего сведения? – с долей негодования спросила Маша.
– Мы не обращались к вам, потому что мальчик просил этого не делать.
– Но это смешно! Почему вы должны исполнять подобные просьбы?
– Минутку, доктор Фрэнк. В каждом случае было очевидно, что вашего сына спровоцировали и ему пришлось использовать кулаки как последнее средство защиты. В каждом случае известный задира по-детски дразнил вашего сына за его... э... уникальные способности. Это абсолютно однозначно. Ни в одном случае он не был виноват и не выступал зачинщиком. Соответственно мы сочли уместным с пониманием отнестись к его просьбе не беспокоить вас.
– Но его могли поранить, – сказала Маша, откидываясь на спинку стула.
– Это еще одна удивительная вещь. Несмотря на то, что Виктор не занимается спортом, он превосходно умеет постоять за себя. Одному из драчунов пришлось ретироваться с разбитым носом.
– Похоже, за эти дни я узнала о своем сыне много нового, – сказала Маша. – А у него есть друзья?
– Он предпочитает быть сам по себе. Фактически он не общается с другими учениками. В отношениях не присутствует враждебности. Просто он «идет своим путем».
Эти слова были неприятны Маше. Она надеялась, что в школе Виктор был общительнее, чем дома.
– Вы можете сказать о нем, что он счастливый ребенок? – спросила она.
– Сложный вопрос. Я не думаю, что он несчастлив. Но он никогда не выражает свои эмоции.
Маша нахмурилась. Шизоидные черты. Картина не улучшалась, а становилась хуже.
– Один из наших преподавателей математики, Раймонд Кавендиш, особенно заинтересовался Виктором. Он сделал все, что мог, чтобы проникнуть в ту сферу, которую он называл «внутренним миром мальчика».
Маша подалась вперед.
– Действительно? И ему это удалось?
– К сожалению, нет. Но вот почему я об этом заговорил. Кавендиш хотел вовлечь его во внешкольные занятия, в частности в спорт. Виктор особо не проявлял интереса, хотя у него безусловный талант в баскетболе и футболе. Но я согласен с Кавендишем:
Виктору надо развивать интересы в других сферах.
– А почему Кавендиш вообще заинтересовался моим сыном?
– Очевидно, он был удивлен его математическими способностями. Он перевел Виктора в группу для одаренных детей. Там были ученики всех классов. Каждый занимался по своей программе. Однажды, когда они со старшеклассниками разбирали задачу по алгебре, он заметил, что Виктор «мечтает». Он назвал его по имени, собираясь сделать замечание. Виктор подумал, что его спрашивают о задаче, и, ко всеобщему изумлению, предложил решение задачи по алгебре для старшего класса.
– Потрясающе! А можно поговорить с господином Кавендишем?
Ремингтон покачал головой.
– К сожалению, нет. Он умер пару лет назад.
– О, простите.
– Это была большая потеря для школы.
В разговоре возникла пауза. Маша хотела было завершить беседу, когда Ремингтон сказал:
– Если вы хотите знать мое мнение, думаю, Виктору пойдет на пользу, если он будет проводить больше времени здесь, в школе.
– Вы имеете в виду лето?
– Нет-нет, в течение учебного года. Ваш муж часто пишет записки, что его сын проводит время у него в лаборатории. Я не имею ничего против альтернативного образования, но Виктору действительно нужно быть активнее здесь, особенно на внешкольных занятиях. Я думаю...
– Одну минуту, – прервала его Маша. – Вы хотите сказать, что Виктор вместо школьных занятий бывает в лаборатории?
– Да, довольно часто.
– Это для меня новость, – призналась Маша. – Я знаю, что Виктор много времени проводит в лаборатории, но я и думать не могла, что из-за этого он пропускает уроки.
– Я бы сказал, что он в лаборатории проводит больше времени, чем в школе.
– Хорошенькое дельце!
– Если вы согласны с моим мнением, тогда вам, может быть, стоит поговорить с мужем?
– Я непременно это сделаю, – пообещала Маша, поднимаясь. – Можете не сомневаться.
~~
– Вам лучше подождать в машине, – сказал Виктор сыну и Филипу, наклоняясь вперед и разглядывая через лобовое стекло машины дом Гефардта. Это было безликое двухэтажное здание с кирпичным фасадом и ложными ставнями.
– Поверни ключ, мы хоть радио послушаем, – подал голос Виктор-младший с переднего сиденья. Филип сидел сзади.
Виктор повернул ключ. Радио снова включилось на какой-то сумасшедшей рок-музыке, на которую до этого настроился Виктор-младший. Поскольку мотор был выключен, музыка казалась еще громче.
– Я ненадолго, – сказал Виктор, вылезая из машины. На секунду он задумался о том, как пройдет разговор теперь, когда он находится на территории, принадлежавшей Гефардту. Участок был довольно большой. Густые ряды берез и кленов делали дом невидимым для соседей. С левой стороны здания виднелся эркер – вероятно, гостиная. Света в окнах не было, несмотря на то что уже начинало темнеть, но у подъезда стоял фургон «форд», поэтому Виктор решил, что кто-то из хозяев был дома.
Виктор заглянул в машину.
– Я ненадолго.
– Ты это уже сказал, – проговорил Виктор-младший, настраивая приемник.
Смущенный, Виктор только кивнул. Он направился к дому. Приближаясь к входу, он подумал, не лучше было бы поехать домой и оттуда позвонить Гефардту. Но затем он вспомнил про похищенное лабораторное оборудование, присвоение чеков умерших сотрудников и кирпич, влетевший в окно сына. Это придало ему злости и сделало его шаг более решительным. Подойдя поближе, он взглянул на кирпичный фасад и подумал, не был ли кирпич, влетевший в его окно, остатками кирпича, использованного для отделки этого дома. Осматривая эркер, Виктор еле сдержался, чтобы не запустить в него одним из камней, обрамлявших дорожку. Вдруг Виктор остановился.
Он несколько раз моргнул, как бы проверяя, не обманывает ли его зрение. Теперь, когда его отделяло от окна расстояние примерно в двадцать футов, он увидел, что оконные стекла разбиты. Из рамы торчали острые куски стекла. Как будто его мечта о возмездии мгновенно воплотилась в жизнь.
Оглянувшись на машину, в которой маячили силуэты Виктора-младшего и Филипа, Виктор едва подавил в себе желание повернуть прочь и уехать отсюда. Что-то здесь было не так. Он чувствовал это. Виктор опять посмотрел на разбитое окно, затем на ступени, ведущие к входной двери. Уж слишком тихим, слишком темным был этот дом. Но затем он подумал: а как объяснить свое поведение сыну? Сказать, что испугался? Нет, раз уж он здесь, надо сделать следующий шаг.
