Ознакомительная версия. Доступно 12 страниц из 59
«Чиво?» – в недоумении спрашивает у него зам по сельскому хозяйству.
«А это, – говорит атаман, – есть такой очень полезный зверь! Помесь яка с коровами. От коровы у него то, что он смирный и молоко даёт, а от яка – что ему жрать не хочется». Подумал-подумал и добавил: «А ещё на них верхом ездить можно».
Соловей злобно хихикнул, отчего ещё больше стал походить на чеченского разбойника.
– С фантазией у меня всегда хорошо было. Я как представил себе этих ряженых с саблями верхом на коровах – так прямо на заседании и расхохотался. Атаман, видимо, понял, что перегибает, и быстро так, скороговорочкой: «А кроме того, там речка есть, по которой горбуша поднимается, – так нам на неё маленький такой лимит бы выдать по её вылову – ну тонны две хотя бы…»
– И что? – недопонял Вадим.
– Да здесь… – Соловей задумался, как доступнее рассказать «главную военную тайну» Охотского побережья неместному человеку. – Здесь всё на этой рыбе только и завязано. Точнее – на её икре. Если не рыба, то человеку на наших берегах делать нечего. Рыба и золото ещё чуть-чуть – вот из-за чего здесь люди жить могут. Стоит красная икра по пятьдесят долларов за килограмм. Понятно, что килограммов этих надо много, но и рыба сама в сезон только что не сама в руку лезет. Лимит для того и берётся, чтобы иметь возможность эту рыбу ловить. А сколько её поймают – две тонны или двести – дело уже двенадцатое. Главное, чтоб у тебя формально на базе какое-то количество икры могло находиться. А так ты её можешь заготовить… Ну сколько поймаешь. И лет через пять будешь на этих берегах вполне обеспеченным человеком.
– Только казаки эти с атаманом во главе были совершенно никчёмные, – ещё злее улыбнулся Соловей. – Весь остров им не дали, а вот устье речки в аренду предоставили. Они взятку кому надо дали и вожделенный лимит обрели. Понастроили гадюшников на берегу, обклеили их плакатами. На плакате – череп и кости, надпись «Частная собственность, территория Охотского казачьего войска, при нарушении границ применяется оружие», и по углам плаката – пистолеты и ножики. Для пущего устрашения.
Только никуда дальше плакатов казаки в свои усилиях не пошли. Сели они в своих гадюшниках и стали водку пить в ожидании подхода красной рыбы. Только раньше, чем рыба, подошёл к острову шторм. Смыл гадюшники вместе с казачьим скарбом в бухту Рассвет, сами казаки на сопках спаслись. Год они свою базу отстраивали, а пока отстраивали – путина прошла. А дальше – и само войско их развалилось. Одно в них было хорошо, в этих казаках, – резюмировал Соловей, – это то, что они в рамках закона держались. Но потому у них и не получилось ничего, – совсем уж неожиданно завершил он свою мысль. – В рамках закона ничего никогда не получается.
Станция связи. Четвёртый НУППо каким-то своим, малопонятным сухопутному человеку резонам катер отвернул от острова и двинул вдоль невысокого слабогористого берега к северо-востоку от Города. Очертания сопок здесь были мягкие, округлые, мягкими же были и цвета береговых обрывов – не серо-стальных, как большинство обрывов внешних берегов, а коричневожёлтых или даже вовсе жёлтых, похожих на песчаные.
Снег со здешних сопок тоже практически стаял, и они курчавились чёрно-зелёной упругой зеленью вставшего после зимы кедрового стланика – стелющейся по земле кустарниковой кедровой сосны, покрывающей все неровности местного рельефа и делающей его непроходимым. Приглядевшись, можно было усмотреть тоненькую серую ниточку то ли тропы, то ли дороги, то ли ещё какого-то следа человеческой деятельности, протянувшуюся сквозь эти заросли.
– Здесь вдоль берега кабель идёт. Совершенно секретный кабель, сугубо военный. В Сиглане он в море уходит и там тянется на Камчатку. Чтобы приказы тамошним войскам передавать. А то какие же они войска без приказов? Банда, да и только, – продолжал свою краеведческую беседу с Вадимом Соловей.
– Гыыы, банда… Как мы, – заржал Перец. При его внешности благообразного святого старца издаваемое им лошадиное гыгыканье казалось особенно глумливым.
– Вы не банда, а команда, – наставительно произнёс Василич. – Я у тебя капитан. Вот захочу – и щас тебе по зубам так тресну, что ты сквозь палубу в кубрик улетишь. За гыгыканье твоё гнусное. А кабель этот уже год как из земли выкопали и металлистам за большие деньги сдали.
Не знаю уж, по чему они сейчас приказы получают… Так что, может, там сейчас они как раз банда и есть.
– Ладно, сейчас выкопали. А раньше этот кабель был важнейшим предприятием района, – продолжал всезнающий Соловей.
Как кабель мог быть отдельным предприятием, Вадим совершенно не понимал. Но Соловей сплюнул за борт и дообъяснил:
– Кабель этот обслуживало человек двести. Четыре вездехода, два бульдозера, автопарк грузовиков. Это отсюда ничего не видно, тайга и тайга. Атам поверху вездеходная трасса идёт, вдоль кабеля-то. Через каждые 20 километров в земле к кабелю прорыт колодец для профилактики. И вагончики стоят. С печками, посудой, мал-мала продуктами. Называется НУП. Для того, чтобы профилактическую работу на кабеле проводить. Ну а когда монтажников на трассе не было, на этих НУПах охотники останавливались. Кстати, вон дорога идёт по сопке, видишь?
Заросшую густым курчавым волосом стланика голову ближайшей сопки разрезал серый прямой шрам, оставленный вездеходными гусеницами.
– На четвёртый НУП идёт, – прокомментировал Степан.
– Это где Добрик удавился? – спросил Василич.
– Угу, – хмыкнул Соловей. – Представляешь, – обернулся он к Вадиму, – мужик. Добрик звали. Вернее, как звали, уже и не помнит никто. А кличка – Добрик. Была кличка-то. Жил в деревне, охотился здесь, на кабеле. В деревне баба ему стала мозги полоскать. Он, вместо того чтоб бабу свою топором отбубенить, двинул в тайгу. У тебя баба-то есть?
– Ээээ. Нету пока, – растерялся от неожиданного поворота разговора Вадим.
– Ну и не надо. Как можно дольше, – назидательно произнёс Соловей. – А если заведётся, сразу купи топор и чуть что – промеж глаз её. Топорищем. Чтоб сильно не портить. Исключительно удобный инструмент.
Произнеся сие наставление, он взял бинокль и принялся внимательно обшаривать взглядом берега.
– Ну так вот, – наконец соизволил он продолжить рассказ. – Убёг Добрик в тайгу от бабы. Добёг досюда, до четвёртого НУПа. Принеси-ка водки, Степан, надо Добрика помянуть.
Вадим содрогнулся.
– Сюда от посёлка восемьдесят километров вообще-то, – рассудительно сказал Степан, появившись на палубе со стаканами. Перец за мерзкое гыгыканье был изгнан в рулевую рубку, за штурвал, и отлучён от алкоголя. Наверху остались вчетвером – Василич, Соловей, Степан и Вадим. Василич расплескал пол бутылки по стаканчикам. Выпили не чокаясь. Закусили жареным палтусом.
– Ну вот. Прибёг Добрик на четвёртый НУП – и повесился, – Соловей крякнул. – Через неделю едет мимо вездеход со связистами. Ну-ка, думают они, заедем в вагончик, чаю попьём, обогреемся. А тут висит подарочек. Как стеклянный от холода, морозюга же градусов за тридцать. Связисты плюнули – человек мёртвый, трогать до ментов ничего нельзя – и айда в посёлок. К ментам. Менты же начали вола за хвост водить – чтобы протянуть до того времени, пока весенняя охота не начнётся. Чтобы их тогда на НУП вертолётом выбросили. Там, видишь ли, гусь тянет неплохо. А Добрик – что Добрик, ему ж уже не поможешь. Неделю он там висел, повисит ещё пару. Холодно опять же, явно прохладней, чем в морге.
Ознакомительная версия. Доступно 12 страниц из 59
