class="p1">Кое-кто собирался нанести ответный визит в Америку, дабы убедиться, что и те соблюдают договор о нераспространении ракет средней дальности, но наших туда не пустили. Это было очень обидно – остаться с носом! Но такова была большая политика.
Итак, пенсию Алексею не дали, здоровье к тому времени пошатнулось, но надо было жить дальше. Кто детей поставит на ноги? «Время сейчас трудное, надо работать. А поживу потом!» – и представлял, как когда-нибудь закатится с дружком Олегом на целую неделю на рыбалку! Дальше фантазии не хватало.
Работать-то он работал, только денег в то время не давали. На компромиссы, как большинство коллег, он не шёл. Тем давно вместо зарплаты отпускали по завышенным ценам продукты, капроновые крышки да цветочные горшки…Когда-нибудь же они рассчитаются, вот тогда и заживём!
Деньги на счету копились, их по-прежнему не выдавали. А дома нелады пошли, жена даже едой стала попрекать – что, мол, толку, что он работает, денег-то нет! На работе товарищи стали замечать, что Алексей ни в столовую не ходит, ни с собой продуктов не носит, и дома он есть стеснялся. Стал больше времени в гараже проводить. С тоской смотрел он на лодку, на удочки, перебирал леску, пробуя её на прочность – пригодится ли когда-нибудь? Он прикидывал, сколько ему задолжал завод – получалась солидная сумма. Не может быть, вон скольким должны, рассчитаются!
Совсем отощал, зрение начало отказывать, что-то стало происходить с ногами, терпел попрёки жены и осуждающие взгляды детей. И вот после очередного семейного скандала пошёл в своё убежище – гараж. Леску выбрал самую крепкую, накинул её на балку, сунул тощую шею в петлю, и успел услышать, как захрустели позвонки… Или это скрипели сухожилия?.. Пригодилась леска!..
Семье было не до эмоций. Ужаснулись больше всего тому – на что хоронить? Таких денег в семье не было. Побежали на завод – триста тысяч тенге должны, дайте хоть десять!
Не дали. Только гроб сколотили товарищи – на совесть!
Удочерили…
«Чем наполнена посуда,
То и выльется оттуда…»
(каз. посл.)
Когда-то в нашем квартале в рабочем посёлке жили две бездетных семьи. Обе пары взяли из детдома девочек. Дядя Панкрат с тёткой Анисьей выбрали самую красивую – не девочка, а картинка: Вера! От неё отказались родители по причине собственного пьянства. Семья Фатеевых выбрали самую больную и жалкую – Нину. Хотелось её спасти. Семья у неё угорела, она одна осталась живой и сильно недомогала.
Обе семьи – люди трудолюбивые и достойные – делали всё для приёмных детей. Девочки росли по-соседству, ходили в одну школу, играли в одни игры, читали одни книжки. Но почему таким разным получился результат?
С больной и некрасивой Ниной произошла метаморфоза, как с гадким утёнком. С годами она превратилась в прекрасную девушку, стала хорошей дочерью, а потом – женой и матерью. Сейчас они живут в Белгороде.
Вера же с годами утратила красоту, и даже в двадцать лет выглядела худосочным подростком. Раннее половое развитие стало сказываться с подросткового возраста. Потом она вышла замуж за хорошего парня – таксиста. Родила двух девочек. Сняли квартиру. Дома – бедлам и притон. Муж спился. Родители пытались её поддерживать, помогали растить девочек, учили хорошему, упрекали за дурное поведение. Одним словом, «достали». Тогда Вера «заказала» отца. Пожилого мужчину её пьяные дружки подкараулили, когда тот возвращался с работы, сильно избили. Дядя Панкрат скончался в у ворот родного дома. Тётка Анисья, которая всю ночь не спала – ждала мужа – сама обнаружила его утром, холодного.
Приёмной матери стала известна причина смерти мужа, и она перестала общаться с дочерью. Но внучек привечала. Было им тогда четыре и шесть лет. Любила она девчонок. Вдруг девочки пропали. Никто ничего о них не знал.
Со временем стало известно, что Вера, у которой к тому времени первый муж умер от пьянства, увела девочек на вокзал и там оставила. Они попали в детдом. Потом у Веры ещё было много мужчин, много оборванных нищих детей, которых снова забирали в детдома. Была тюрьма, где она также умудрилась родить от охранника, а потом – пьянство и безобразная жизнь.
Тётке Анисье с работы мужа, где его очень ценили, дали однокомнатную благоустроенную квартиру уже после его смерти. В старом домике разрушили печь – так тогда полагалось, чтобы дом считался нежилым. Вера с кучей детей переселилась в этот дом, и можно было видеть, как всю зиму обездоленные малолетние дети бились за стёклами немытых окошек – им нечего было надеть, обуть, чтобы выйти погулять.
В восемьдесят лет тётку Анисью хватил удар. Она лежала на диване в своей уютненькой квартире – была большая чистюля – когда открылась дверь и вошли две молодых женщины. Стоя в прихожей и заглядывая в комнату, не обращая внимания на хозяйку, они спорили:
– Мне телевизор!
– А мне холодильник!
Потом ушли. Добрая соседка, которая помогала ей уже много лет, объяснила:
– Это – ваши внучки. Первые!
Да, девочки выросли, но доброму их учить, видно, было некому. Анисья оправилась после болезни, окрепла. Я бывала у неё, мы перебирали в памяти всех – живых и мёртвых, но когда я заговаривала о Вере, та ничего не хотела слышать о ней. Прожила Анисья больше девяноста лет, написав завещание в пользу сына соседки, который не оставлял без помощи ни её, ни свою мать.
Вера жива. Как её мать когда-то, она отказывалась от своих детей. Но после детдома дети возвращались к ней, и жизнь вели безобразную. Живут они и сейчас в заброшенном бараке на краю города, подлежащем сносу – без тепла и света, нищенствуют, подворовывают и… размножаются. Может, вы встречали Веру в своём дворе у мусорного бака? Она по-прежнему похожа на подростка – жена многих мужчин и мать множества детей, хозяйка своей судьбы. Не зря говорят: «Какие корни, такие и ветки, какие родители, такие и детки…»
Бог услышал
«Бог накажет, никто не укажет»
(русск. пог.)
В былые времена со мной на заводе, в отделе снабжения, работал Виктор Синельников. Мужичишка не бог весть какой наружности, невысокий, с корявым лицом и бо-ольшой поклонник спиртного. Трезвым он, кажется, вообще не бывал. Тем не менее – отец большой семьи! Семь детей – большая редкость и тридцать лет назад, и в наше время. Из-за этого его и не выгоняли с работы, жалели. Но деньги выдавали только жене, которая работала
