меня боялась, безусловно, пошло на пользу нашей беседе. Она еще с минуту мялась и отнекивалась, а потом рассказала мне некую историю.
Раньше, до того, как дела начали приходить в упадок, слуг в доме держали значительно больше. За бароном приглядывала деревенская девчонка, которую он, видать, от скуки начал учить.
— Я, госпожа, сама того не видывала, но сказывали, что она даже читать обучилась и цифири разной, как благородная какая. Он сам по деревням ездил, следил за всем, а ее навроде как помощницей брал. Так она при нем и росла. Ну и опять же в возраст начала входить…
Барон не только учил эту самую Верну, но еще выдавал ей тканей из каких-то своих личных запасов, и она выглядела чистенькой и нарядной. И опять же, по словам прислуги, даже подкармливал девочку. Впрочем, на момент произошедших событий уже и не девочку, а вполне себе молодую симпатичную девушку.
— Хто знает, госпожа… Хто сказывал осьмнадцать лет, а хто говорил, что и более… Эту самую Верну баронет облюбовал для себя. Сперва просто так приставал навроде, а она добром не схотела… Ну и он того, снасильничал...
Поскольку был муж мой на тот момент пьян и ничего дурного в своем поведении не видел, то и скрываться не стал. Свидетелями стал весь дом. И слуги, которые успели в процессе повыглядывать из дверей в зал, и баронесса, которая тогда еще почти все время ходила сама. Открыв дверь из комнаты и поняв, что происходит, свекровь моя вмешиваться не стала, а только попросила сына вести себя потише. С ее точки зрения, все было нормально: забавляется мальчик.
— А барон что?
— Так в отъезде барон навроде был. А девицу энтот раз дома оставил.
Получив, что хотел, муж мой отправился спать. А девочку утром нашли повешенной в сарае.
— Я сама-то, госпожа, того не видала. А только Грица, что до меня за скотиной смотрела, Верну и обнаружила. А Грица-то девка сдобная да пригожая. Посмотрела она на это на все, да и побежала замуж за городского. Он до того-то к ней сватался, а она все не торопилась, потому как каждое десятое яйцо ейно было. Приданое она себе собирала.
Ни возрастом, ни лицом Агапа явно не могла привлечь внимания баронета. Именно поэтому на освободившееся место пошла без боязни.
— Мне-то, госпожа, чего? Мне-то лишь бы что положено отдали. Остальное меня не касаемо.
— И что, баронету ничего за это не было?
— Так Верна эта сирота была, хто ж за чужую скандалить пойдет? Сказывают, сильно барон горевал и с сыном не разговаривал.
— А потом что? Помирились, и стал разговаривать? – я была в ужасе от того, насколько спокойно и равнодушно рассказывает все это Агапа. Она больше переживала не из-за этой страшной истории, а чтобы баронесса не узнала про ее длинный язык.
— Не то чтобы замирились они… Это уже при мне было. Как раз я полы в зале мела…
Решив, что папаше не хватает женского внимания, баронет нанял ему другую служанку: разбитную вдовушку несколько облегченного поведения.
— Оно конечно, госпожа, Господь ее везде богато одарил. И тут у нее было на что поглядеть, – Агапа, бросив очередную очищенную картофелину в горшок с водой, грязной рукой хлопнула себя по заднице. – И спереди за что подержаться, тоже было. А только барон ее сразу невзлюбил и гнал из комнаты. Верна-то при нем, сказывали, целыми днями была, а эту Марьяну он и в комнату не пускал. От вечером, опосля ужина, пол-то я мету, и вдруг сверху крик такой да шум! Страсть! Кто ее знает, зачем она к господину полезла этак поздно, а только он ее с лестницы спустил. Хоть и старик, а еще в своей силе. Потом опять скандалище был с баронетом у них, крик да ругань… Только так и не поняла я, из-за чего. Но вдовушку из дома убрали.
Как ни запиралась Агапа в начале нашей беседы, но теперь рассказ она вела с удовольствием, охотно вспоминая мелкие подробности. Все же тетка целыми днями была одна, а со скотиной много не поговоришь. Так что ей было банально скучно. А тут свежие уши и можно болтать сколько угодно.
Меня же эта история немного успокоила. Получается, что даже если баронесса мне и не врала, и барон действительно спустил кого-то с лестницы, то как минимум за дело. Хорошо бы только выяснить, жил ли сам барон с этой самой Верной. Я задумалась о том, как поаккуратнее выяснить у Агапы такую важную деталь. Но она сама, раздухарившись и перескакивая с пятого на десятое, взялась вынести оценку всем происходящим в доме событиям:
— Сама сирота бесприютная, а ишь ты какая! Ну, попользовался баронет. Так он господин, ему можно. Не он, так кто другой из слуг бы свое получил первый, какая разница? А вела бы себя по-умному, глядишь, и наградил бы баронет. Кто, ежли по-умному себя ведет, никогда в прогаре не останется. А вот только мне до сих пор любопытно, чем же вдовица-то барону не угодила? Раз уж Верна-то господину Рудольфу нетронутой досталась, значит, Слепой сам и не пользовался девкой. Неужели вдова хужее была девчонки молодой?
Для себя я выяснила, что хотела. Но этот разговор очень отчетливо показал мне, что Агапу надо удалять из дома.
Держать такую вблизи себя просто опасно. Она даже не понимает, как мерзко выглядят ее оценки.
Но и обслуживать барона с этого дня мне стало легче: я перестала его бояться. Тем более что и какого-то особого ухода за ним не требовалось. Пусть и очень плохо, но одним глазом он все-таки видел. Когда гостей не было, повязку не надевал. Вторая дверь в его комнате, как выяснилось, вела на внешнюю лестницу, идущую с обратной стороны башни. По этой лестнице барон сходил и взбирался сам и даже горшок в своей комнате не держал. А уж три раза в день подняться и отнести ему еду
