в XVII веке благодаря резному панно над дверьми священной конюшни в знаменитом синтоистском святилище Тосёгу в японском городе Никко. Считается, что три обезьяны символизируют собой идею не деяния зла и отрешённости от неистинного. «Если я не вижу зла, не слышу о зле и ничего не говорю о нём, то я защищён от него». В русском переводе более популярна версия «Не вижу зла, не слышу зла и не говорю о зле». Известны две устойчивые производные композиции: «три обезьяны наоборот», которые видят, слышат и говорят, и обезьяны, воплощающие девиз «Audi, vide, tace» от латинского «услышь, узри, молчи».
Каждая из трёх обезьян имеет собственное имя: не видит Мидзару, не слышит Кикадзару, и не говорит Ивадзару. Выбор обезьян в качестве символа связан с игрой слов в японском языке. Иногда в композицию добавляется четвёртая обезьяна — Сидзару, символизирующая принцип «не совершать зла». Она может изображаться прикрывающей свой живот. Но она непопулярна из-за азиатской нумерологии, в которой число «4» считается несчастливым.
**Бакэ-дзори — призрак старой сандалии. Обитает в домах, где плохо ухаживают за обувью. Ожившая сандалия будет ночью слоняться по дому, кричать нечто невразумительное и распевать глупые песенки. Причём заставить её замолчать невозможно. Вероятно, она прекратит безобразие, если вы начнёте за ней ухаживать или, как вариант, выкинете на улицу.
В Бакэ-дзори может превратиться традиционная японская соломенная сандалия дзори по достижении столетнего возраста, обычно кем-то забытая в кладовке, если хозяева плохо заботятся о своей обуви.
***«Оно́» — роман американского писателя Стивена Кинга, написанный в жанре ужасов, впервые опубликованный в 1986 году.
Глава 11
Японская пословица: Пришла беда — полагайся на себя
Нигде на земле
ничего, кроме этой дороги —
снегопад весной…
Автор Танэда Сантока — японский поэт, мастер хайку, известен по-своему «свободному стилю» в этом жанре. Он опубликовал семь поэтических сборников и множество изданий «Самбаку».
перевод А. А. Долина
* * *
— А я думала, весна пришла, — разочарованно протянула я.
— В Долине многое зависит от ее жителей. Если у большинства на сердце весна, то она и придет раньше, — задумчиво сказал учитель Шиджеру.
— Нет, всё проще. Она устала, Шидж. Ты должен отпустить её, — покачал головой Кио.
— Из домика ни ногой! Мы сами справимся. Только за вами еще приглядывать и не хватало! — грозно сказал учитель Шиджеру, но ни я, ни Рен не прониклись.
Мы покорно склонили головы, но переглянулись, скрывая лица я розовыми, а она рыжими волосами. «Ага! Счазззз!» — прочла она в моем взгляде. «Я его не брошу с монстром одного сражаться!», — поведала мне Рен. Я же мысленно закатил глаза. Вот ведь….
— Хозяйкааааа, — протянул Бакэ, — Карарин, корорин, канкорорин! Можно мне в домик, хозяйка? Бакэ страшно.
— Конечно, мой хороший! — сказала я, едва заметным движением руки пряча его в Инро.
Да, я уже тоже так научилась, когда в сумке не всё под завязку забито тарелками с едой, гораздо проще получается ей пользоваться. Пространство позволяет вот так щелчком отправлять туда всё, что хочешь, не задумываясь, как бы туда все уложить.
— Бакэ боится, а это говорит о том, что к Юки-онна твой питомец не имеет никакого отношения. Так что можешь на этот счет и не волноваться, — сказал учитель Шиджеру.
Я сдержанно кивнула, хотя очень хотелось завопить: «А я говорила!» Но я учусь терпению, смирению… а главное — не болтать лишний раз. Хотя получается, на мой взгляд, пока из рук вон плохо.
— Спать идите! Живо! — скомандовал Кио.
Мы с Рен подскочили, отвесили поклоны и рванули на второй этаж, чтобы там, не сговариваясь, дружно прильнуть к окну, за которым все сильнее бушевала вьюга.
— Вон она! — и Рен пальчиком ударила по стеклу.
— Точно, — согласилась я, — Пришла.
Все повторялось точно, как в тот жуткий день, когда я выскочила спасать потерявшуюся в метели девушку. Только, как мне показалось в этот раз, Юки-онна плакала еще жалобнее.
Дверь нашего домика отворилась и оба лиса вышли на улицу. Они уверенно двигались по тропинке к одиноко стоящей фигуре.
Мы с Рен переглянулись и рванули вниз.
— Если мы постоим на крылечке? Ничего же страшного не случится? — бормотала Рен, пока мы скакали по лестнице.
— Не думают же они в самом деле, что мы спать уляжемся? — пожала плечами я, выбегая на крыльцо.
Далеко мужчины не отошли. Кругом метался белый снег, как будто его посадили в клетку и заперли, и теперь он, как живой, отчаянно искал выход. Ветер развивал белые одежды наших учителей. Они встали в боевые стойки, и я увидела, что у Кио Сабуро девять хвостов. Вот же хитрый лис! А еще утром говорил, что ему до восстановления далеко, как той улитке, что ползет по склону горы и все еще у ее подножья.
И тут вдруг снежная девушка протянула вперед руки и заговорила. Ее голос был отчетливо слышен, несмотря на завывания ветра и бушевавшую метель.
— Любимый! Я так замерзла тут одна. Приди же ко мне и согрей меня. Мне так холодно без твоей любви. Я погибаю, любимый. Холод сковал мои руки и ноги. Только ты можешь меня отогреть.
Ее голос был подобен колокольчику, и он звенел и звенел. Как на русских тройках вешали бубенцы на сбрую, а под дугу — колокольцы, чтобы их издалека было слышно, так и сейчас переливался вот такой звон. Только бубенцы в упряжи использовали, в том числе, и как оберег от всякой нечисти. А тут сама метель, вызванная злым духом, издавала такие звуки.
Призрачная фигура девушки вдруг быстро переместилась ближе, и вот она уже стоит рядом с мужчинами. Она не обратила ни малейшего внимания на Кио. Она тянула тонкие белые руки к учителю Шиджеру.
И это сработало.
Учитель Щиджеру опустил плечи, как-то весь обмяк и, как завороженный, сделал шаг в ее сторону.
— Шидж! — заорал Кио и пустил огненное копье в холодную фигурку женщины.
Только огонь не произвел на нее никакого впечатления. Между ней и Кио мгновенно выросла ледяная стена, прозрачная и твердая. Как будто водопад вдруг взял и замерз. И сколько бы Кио не пытался, он не мог ее пробить. А вот Шиджеру опустил все свои девять хвостов в снег. Они больше не реяли вокруг его фигуры в боевой стойке, а волочились по белым пушистым сугробам. Шиджеру сделал еще один шаг к Юки-онна.
— Поцелуй меня, любимый. Давай уйдем вместе, милый. Мы всегда будем вместе теперь, — продолжали звенеть колокольчики-бубенцы в ее голосе.
