и я, если бы позволял себе думать о тебе в таком ключе.
Я откладываю в сторону салат и сажусь на диване удобней.
— То есть? — щурюсь я.
— У тебя никогда не было парня, — констатирует он факт. — Но в тебе всё же остаются природные желания, которые есть у каждого здорового человека.
Я почти чувствую, как краснею, но почему-то, вопреки пониманию того, к чему он клонит, снова продолжаю:
— И?
— Тебе ведь не нужно знать ничего из того, что заставляет тебя смущаться, Каталина. — Гай вдруг снова улыбается. Я даже начинаю считать, сколько раз это непривычное для его лица выражение появляется передо мной.
— Я не смущаюсь, — вру я. — Можешь говорить. Мне интересно, что это ты там себе навыдумывал.
— Прекрати. Ты знаешь, о чём я.
— Так скажи напрямую.
Пару секунд он молчит, просто вглядываясь в моё лицо. А затем Гай вдруг наклоняется вперёд, опираясь руками на стеклянный столик перед собой. Взгляд снова такой хищный и... очень-очень горячий. Не знаю, как один лишь взгляд вообще может вызывать такие странные тянущие ощущения внутри.
— Прямо сказать это? — спрашивает он.
— Да, прямо сказать, — дрогнувшим голосом выдаю я.
Он наклоняется ещё ближе и с улыбкой отвечает:
— Ты касалась себя, пока думала обо мне.
Зайд просто назвал бы всё своими именами: «Ты, цыпочка, дрочила на Гая». Но Гай не такой. Он всегда выбирает слова более изящные и аккуратные. С его уст ничего никогда не может прозвучать пошло и грязно. Вот и сейчас его фраза: «Ты касалась себя, пока думала обо мне» звучит так мягко и почти невинно, что я даже не горю от стыда, хотя должна была бы.
Вместо этого я вскакиваю с дивана и в возмущении смотрю на него сверху-вниз, скрещивая руки на груди.
— Ты же сказал, что не было камер! Ты снова мне соврал!
Гай выглядит невинно, глядя на меня снизу-вверх:
— Я сказал правду.
— Тогда откуда же ты знаешь, что я...
От осознания у меня округляются глаза и кружится голова. Вот теперь-то я по-настоящему горю от стыда, а вместе со мной горят и все мои кости в теле.
— Ты... блефовал? — срывается с моих губ.
Гай издаёт смешок, вставая с таким видом, будто одержал победу.
— Всё в порядке, — говорит он. — Надеюсь только, что тебе понравилось.
Мне хочется дать ему пощёчину снова. Потому что другого варианта отвлечься я просто не вижу. А его улыбка... ох, она одновременно и завораживает, и вгоняет меня в ещё большую краску. И вот я уже почти сливаюсь с красным диваном позади себя.
— Доедай свой салат. — Гай бросает взгляд на еду в контейнере, которую я отложила на столик, как ни в чём не бывало. — И это последний раз, когда ты ешь нечто подобное.
Я хмурюсь, глядя на одно из своих любимейших блюд, а потом снова на него:
— Почему это?
— Потому что это просто салат, а тебе нужно хорошо питаться.
— Я не понимаю, ты ведёшь себя, как мой папа. Ты взрослеешь раньше времени?
Гай уставился на меня в недопонимании.
— Тебе же двадцать два, — уточняю я. — Ты гораздо старше меня.
Он издаёт смешок, словно я ляпнула какую-то очень большую глупость.
— Пять лет не называется «гораздо старше», — говорит Гай. — И у меня не было времени быть ребёнком.
— И всё же... Когда у тебя день рождения?
— Зачем тебе это знать?
— Может быть, хочу сделать подарок.
У него уголки губ приподнимаются в очередной усмешке, когда он спрашивает:
— Да? И что ты можешь мне предложить?
Если бы я была такой, какой была Ирэн, я бы без стеснения выдала кучу непристойных вариантов того, что могла бы предоставить ему в качестве подарка. Но всё это остаётся исключительно в моей голове, потому что я, несмотря на новый имидж, всё же остаюсь собой — стеснительной хорошей девочкой и папиной дочкой. Ну, почти...
— Ты прав, — сдаюсь я, решая поиздеваться над ним и ожидая его дальнейших действий. — Мне совсем нечего тебе предложить.
— А что ты хотела бы получить на свой день рождения? Я могу раздобыть всё, что ты захочешь, Каталина.
Странно, но его вопрос меня сильно удивляет. Он заставляет меня оцепенеть и окунуться глубоко в раздумья. Потому что все цифры смешались, даты превратились в бессмысленные кучки символов.
Я просто... забыла о своём скором дне рождении. О дне, когда мне исполнится восемнадцать. О дне, который так ждали мои родители. Они готовили особенный праздник с самого моего шестнадцатилетия. А теперь всё это не имеет смысла.
Совсем скоро. Он совсем скоро.
Гай явно замечает, как я в миг погрустнела. Я слышу его тяжёлый вздох.
— Это будет первый день рождения вдали от дома и близких, — говорю я в пустоту.
— Мне жаль, — только и выдаёт Гай. И снова этот холод в голосе, пронизывающий до самых костей.
Я по ошибке решила, что больше не встречусь с этим тоном его голоса, но было глупо забывать, кто он и как его растили. Человек, о чью спину тушил сигареты собственный отец, вряд ли сумеет превратиться в очаровашку и вечно улыбающегося мальчишку за пару мгновений. Если его и можно изменить, то только долгими годами и постепенно.
— Но несмотря на это, — вдруг начинает Гай, — ты получишь свой подарок от меня. Я что-нибудь придумаю.
— Мне не нужно ничего, — отвечаю я. — Разве что только то, чтобы меня оставили в покое. Все.
— Пока это невозможно. Но я буду работать над этим дни и ночи.
Я горько усмехаюсь, вглядываясь в его красивые глаза и безупречное лицо, и говорю:
— А всё могло бы быть намного легче, если бы ты меня просто в тот день пристрелил.
— Могло бы, — только и отвечает Гай. — Но тогда я не смог бы получить единственный шанс сделать добро.
В комнате царит тишина, но я не даю ей продлиться надолго, когда, слыша музыку снаружи, заявляю немного странное желание:
— Можешь подарить мне телефон на день рождения. Мне очень его не хватает. И моего плейлиста.
Он усмехается, потом вдруг лезет в карман и неожиданно достаёт новенький айфон.
— Это слишком мелкая просьба для