месте. Какого хера ты отмалчиваешься?! Тебе насрать?! Насрать на то, что он обращается с ней как с мусором?!
— Мне не насрать! — рявкнул Лёха, — но я считаю, что они сами разберутся в своих отношениях! Они не дети! Они взрослые люди! И не нам их учить, как жить!
— А это, по-твоему, жизнь?! — меня трясло от злости. От накопившейся тяжести и чувства несправедливости. От того, что мать позволяет отцу вести себя как последнему мудаку. Молчит и делает вид, что всё в порядке. — Он сейчас как никогда должен быть рядом с ней! Ей нужна поддержка!
— Поэтому есть мы! — Лёха сдвинул ногой стул и сел, опуская голову и подпирая лоб рукой, — а ты ещё больше треплешь ей нервы, Макс! Вместо того чтобы быть рядом и поддерживать, ты заявляешься домой раз в два месяца, и даже в эти дни успеваешь устроить здесь скандал и погром!
И… возможно он прав.
Я всё ещё отказывался верить в то, что матери становилось хуже. Я даже думать не хотел о том, что она может вот так нас оставить. Врачи утверждали, что третья стадия не приговор. Что эти опухоли операбельны. Что у некоторых пациентов можно добиться ремиссии. И они были так убедительны, мать их!
Она проходила лечение, и, в общем-то держалась молодцом. Проходила химию. Да, ей было тяжело. И сейчас настал период, когда он начала терять волосы. Я заметил это в один их тех дней, когда она навещала меня в больнице. На мои вопросы отвечала расплывчато, но я был уверен, что идёт на поправку.
Да и я тоже мудак…
Решив не смотреть на это, приходил домой всё реже. Просто, чтобы не сталкиваться с отцом, который, узнав о её диагнозе, перестал скрываться и теперь гулял от неё в открытую.
И чем я лучше?..
— Отец ещё здесь? — качнув головой, я открыл на кухне окно и подставил покрасневшую морду под свежий вечерний ветер.
— Уехал, — Лёха всё ещё сидел за столом и нервно отбивал пальцами по древесной поверхности столешницы.
Вот и отлично… пусть валит.
— Почему ты не говорил мне, что всё стало хуже?
— Ты сделал всё, что мы думали, что тебе плевать…
— Мне не плевать! И ты это знаешь, как никто! — обернувшись, я перехватил его взгляд. Хотелось проехаться кирпичом по его морде.
— Как часто ты ей звонишь?! М? Я говорил тебе! Разве нет?! Напоминал об этом в каждом разговоре! Ты это сделал?! Нет! Ты приехал сюда только тогда, когда забыл ключи от квартиры! Или я ошибаюсь?!
Мне нечего было ответить. Промолчав, я потянулся к карману, где лежали сигареты. Но не найдя их, тяжело вздохнул и пнул стоящий рядом стул.
— Сука, — процедил, переводя взгляд на сломанную руку.
— Она и на работу теперь не каждый день ездит. Только когда есть силы.
Сглотнув ком, я посмотрел на полуприкрытую дверь, ведущую из кухни в гостиную. Я слышал шелест, доносящийся оттуда. Должно быть, это мама. Разгребает погром, оставленный мной после встречи с отцом.
— Пойду помогу, — оттолкнувшись от подоконника, я поставил на место стул и отправился к ней.
Застыв на пороге, наши с матерью взгляды пересеклись. Мне было больно. Так больно, что хотелось бежать отсюда. Не попадаться ей на глаза. Просто, чтобы лишний раз не заставлять её нервничать.
— Прости, мам, — глухо произнёс, будто мне рот заткнули кляпом. Аж самому тошно стало. От самого себя.
— Поможешь мне тут прибрать? — тихо поинтересовалась и мягко улыбнулась. Словно ничего не произошло. Словно не я десять минут назад накинулся на отца с кулаками за то, что в очередной раз повёл себя как последнее дерьмо.
— За этим и пришёл, — ответил ей улыбкой и, наклонившись, одной рукой поднял опрокинутое кресло.
Мне хотелось орать. Во всю глотку. Потому что сам не прав. Потому ничего не могу сделать. Потому что был слеп… или просто не хотел замечать очевидного.
— Максим? — позвала меня тихо.
— М? — мне даже было тяжело смотреть ей в глаза.
— Я буду рада, если ты будешь приходить чаще.
Я знаю.
— Я буду, — согласился, понимая, что это единственное правильное, что я сейчас мог сделать. — Иди отдохни, мам. Я всё приберу.
* * *
Лида
Прошла неделя с тех пор, как произошло то, чего не должно было происходить. И… я была в замешательстве.
Потому что Князев послал меня к чёрту. Меня и мои "шизанутые принципы и страхи".
Я включила свой телефон только наутро следующего дня, и получила массу гневных сообщений и пропущенных от него вызовов. Я понятия не имела, как мне поступать и стоит ли вообще продолжать мусолить эту тему. Он же был совершенно другого мнения. И… если бы не лежал в больнице, я уверена, что он заявился бы сюда: ко мне домой.
На четвёртый день бессмысленных переписок он послал меня к чёрту. Меня и мои ещё раз: "шизанутые принципы".
И я не была до конца уверена в том, что не хочу его видеть. Так же как и не была уверена в том, что поступаю правильно. Это… разрывало на части. Так, что хотелось вопить и хвататься за голову…
Просто осознавать, что я сама не знаю чего хочу… — это невыносимо. Это бесило. И опустошало.
Я самой себе сейчас казалась отвратительно-мерзкой. Уродливой… и абсолютно пустой.
Прошла неделя, и я знаю, что вчера его выписали.
И… честно? Я ждала. Как какая-то собачка целый день не выходила из дома в ожидании Князева. Не выпускала телефон из рук, и то и дело бегала к окнам и проверяла.
Но он не пришёл. Не позвонил. И даже не написал.
Ты такая ущербная, Лида. Жалкая. Отвратительная, чёрт возьми…
Глава 26
Макс
Я настежь распахнул окно в душной спальне и высунул харю на улицу, позволяя ветру остудить её. Перед
