ножках, двигаюсь невероятно медленно. Мои бедра поднимаются и опускаются. Мои груди двигаются перед лицом Кросса. И я уверена, что этот до смешного сексуальный мужчина может заставить меня кончить просто от одного его вида. Так чувственно. Столько эмоций. Это подавляет и вызывает привыкание одновременно.
— Ты напугал меня сегодня, Кросс.
Он стонет и крепче сжимает мои бедра.
— Прости меня, детка.
— Не делай этого снова.
Я беру его руки в свои и перемещаю их на грудь. Мне нужно чувствовать его сильным, твердым и рядом со мной.
— Я не продержусь всю ночь, Эверли.
Я наклоняюсь вперед и захватываю его нижнюю губу своими, а затем прикусываю.
— Тогда кончай, Кросс.
— Блять… — стонет он, когда кончает, давая мне дополнительный толчок, необходимый для того, чтобы мой оргазм накрыл меня, как теплая волна, уносящая меня под воду.
— Христос, Эверли. Я чертовски люблю тебя.
Я смотрю на него, думая, что ослышалась, ведь не может быть, чтобы он только что сказал, что любит меня, но глаза Кросса закрыты, он откинулся на спинку ванны.
Абсолютно расслабленный.
Эм-м-м… Может, он и расслаблен, но мне кажется, что у меня вот-вот случится нервный срыв.
На следующее утро просыпаюсь в темной комнате, с пустой кроватью и холодными простынями.
Черт.
Она сбежала.
Я гребаный мудак. А теперь еще и разъяренный мудак. Она даже не поговорила со мной.
Я перекидываю ноги через кровать и тут же жалею о быстром движении, когда комната кружится вокруг меня, а мой желудок грозит взбунтоваться, если не замедлю движение.
Я понял, что это была ошибка, как только слова покинули мой рот прошлой ночью. Не то чтобы я не любил Эверли — потому что я, блять, люблю. Но потому что она не готова это услышать.
Я хватаю свои треники с изножья кровати и на этот раз, когда встаю, делаю это медленнее. Мое зрение все еще не стопроцентное, и это дерьмо может свести меня с ума. Прошло много лет с моего последнего сотрясения мозга, но от него у меня была только мигрень в течение нескольких недель. Зрение было в порядке. Это раздражает до чертиков.
Прохожу мимо пустой спальни Керриган, затем останавливаюсь и заглядываю в детскую Джекса. Эверли сидит в кресле и дает ему бутылочку. Она снова в этих крошечных шортах, которые едва прикрывают ее задницу, белые гольфы натянуты до колен, а моя толстовка обтягивает ее тело. И она поет моему сыну, пока он играет с ее волосами.
Может, мое зрение и дерьмовое, но от одного ее вида у меня перехватывает дыхание.
Джекс допивает свою бутылочку, и она кладет его на плечо, чтобы он срыгнул, при этом улыбаясь мне.
— Доброе утро, Кросс.
Джекс тут же срыгивает и визжит, Эверли встает, и тогда он впервые видит меня. Черт, быть вдали от детей — это просто пиздец.
Я прохожу в комнату и вытираю ему лицо.
— Привет, малыш. Папа скучал по тебе.
— Мы пытались дать тебе поспать, — она переходит к пеленальному столику и, как профессионал, приводит Джекса в порядок и одевает на день. — Керриган спустилась вниз. Беллами и она готовят вафли, я думаю.
Я протягиваю свою руку, чтобы схватить ее собственную.
— Эй, полегче.
Она останавливается и смотрит на меня сквозь ресницы.
— Звонила Бринн. Она заедет сегодня днем, чтобы проверить тебя. Возможно, завтра тебе придется посетить специалиста в городе.
— Мы должны поговорить, Эверли.
Мой желудок опускается, когда она проходит мимо меня.
— Позже, Кросс.
— Разве у тебя сегодня нет игры?
— Я собираюсь позвонить и сообщить им, что не смогу прийти.
Дерьмо.
— Не смей, блять, этого делать. Я в порядке.
Я в полном дерьме. Я не в порядке. Даже от того, что немного повысил голос, у меня болит голова.
— Прости? — ее слова пропитаны гневом, и, видимо, мой мозг действительно не работает, потому что продолжаю говорить что-то не то.
— Ты профессионал. Ты не можешь пропустить игру из-за того, что у меня сотрясение мозга. Ты ничего не можешь здесь сделать. Мне не нужна ничья помощь.
Черт. Как будто не могу остановить бред, извергающийся из моих губ.
— Иди на игру. Ты всегда можешь вернуться после.
— О, я могу, правда? — она переводит взгляд с Джекса на меня, и на секунду мне кажется, что она может заплакать. — Вот почему я не встречаюсь со спортсменами. Вы все большие, блять, дети.
— Привет, Блондиночка. Вафли готовы, — кричит Арес, останавливаясь перед дверью Джекса. — Он проснулся. Как ты себя чувствуешь?
— Да, он проснулся, — огрызается Эверли. — И у него пиздец какое паршивое настроение.
Она бережно передает Джекса на руки, а затем целует его в щеку.
— Его накормили и переодели. Теперь твоя очередь разбираться с большим ребенком в этой комнате.
И когда она уходит, Арес поворачивается ко мне с таким видом, будто наслаждается моей болью.
— Чувак. Какого хрена ты натворил? Я думал, что сотрясение мозга — это карта «выбраться-из-тюрьмы-бесплатно»[xxv].
Когда я не отвечаю, этот ублюдок смеется.
— Ты назвал ее не тем именем или что-то в этом роде?
— Да, или что-то в этом роде.
Потому что то, что я сделал, было еще хуже.
* * *
Несколько часов спустя я сижу на диване, напротив меня сидит Бринли, а Эверли и Арес стоят рядом с ней, как два из четырех всадников гребаного апокалипсиса. Эверли не сказала мне ни слова с самого утра, но она цепляется за каждое слово Бринн.
— Мы уже назначили встречу со специалистом в городе, Кросс. Завтра в два часа. Кто-нибудь может тебя отвезти? Ты пока не можешь водить машину.
— Я отвезу, — говорит Эверли Бринли. Не мне.
Не-а. Она даже не смотрит на меня.
— Спасибо, Блондиночка. У меня тренировка, а у Беллами — учеба. Дети останутся с миссис А.
— Ребята, вы ведь в курсе, что я сижу прямо здесь? — спрашиваю я, пока все они составляют для меня расписание, не обращаясь ко мне. Как будто меня здесь нет.
— У нас все под контролем, Кросс. Ты в хороших руках, — говорит мне Арес, как будто он вдруг стал взрослым в этой комнате. Это чертовски странно и заставляет мою голову болеть еще сильнее.
— Как долго меня не будет на льду, Бринн? — спрашиваю, нуждаясь в том, чтобы снова выйти на лед.
— По моим подсчетам, это должно быть не меньше десяти дней. Может быть, две недели. Я хочу знать, что они скажут завтра. После этого мы будем более уверены. Мне не нравится, что
