приветствия. Недавние партизаны, чьи руки еще не успели избавиться от запаха оружейной смазки, шумно здоровались со своими украинскими «друзьями».
— Как фамилия? — шумно отхлебнув из кружки, подал голос один из сидевших за столом.
Произношение выдавало в нем белоруса.
Подбирая удобное для нападения положение, Олег обошел угол стола.
— Чья? Моя или командира?
Тусклый свет от догоравшего на столе огарка высветил из полумрака часть лица и плечо говорившего. На черном погоне его кителя серебрилась свастика. Такие носили полицаи так называемой «индивидуальной службы». Рядом с ним сидел немец в форме фельдфебеля. Присмотревшись внимательнее, Олег заметил на его нашивке молнию. «Этого надо взять живым!» — решил он, заподозрив в гитлеровце связиста или радиста. Последние были редкой удачей для разведчиков. За такого ценного «языка» могли и к ордену представить.
— Я ж тоби говорыв: Власенко вин! — оторвался от окна Скоробогатько. — Васыль Власенко. Я и документы бачыв.
Сидевший за столом напрягся.
— Василь, говоришь? — Рука полицая резко потянулась к пристенку за спиной, к которому были прислонены винтовки. — Дурак! Я Василя хорошо зна…
Не тратя более ни секунды, Олег одной длинной очередью срезал всех троих. Последним, успев выхватить из кобуры пистолет, на пол свалился немец.
Едва в доме раздались выстрелы, ожидавший за дверью Сверчок вихрем ворвался внутрь.
— Жив? — выкрикнул он, заметив склонившегося у окна товарища.
— А то!
Выбив стекло, Грушин выставил в окно ствол автомата.
Удостоверившись, что старший сержант цел, Сверчок развернулся в дверном проеме и стал косить из автомата в панике забегавших по двору неприятелей.
Застигнутые врасплох, каратели пытались дать отпор, но было слишком поздно. Люди Мирона Карпова и Панаса Голубенко, открыв шквальный огонь, никому из них не позволили выйти из оцепления. Короткий бой закончился так же внезапно, как и начался.
Надо было немедленно уходить. Стрельба в глухом лесу, недалеко от границы с Литвой, могла привлечь внимание других групп, окажись они поблизости. Собрав оружие, Мирон с Панасом уводили своих бойцов, унося на самодельных носилках и тела троих погибших товарищей. Еще четверо получили легкие ранения.
— Вы с нами? — спросил Карпов, покидая хутор.
Грушин отрицательно покачал головой.
— Задание у нас, — не стал он скрывать.
Мирон понимающе кивнул.
— Ну, если снова понадобимся…
Простившись с разведчиками, Мирон с Панасом скрылись вслед за товарищами.
Грушин оглядел своих:
— Все целы?
— Нормально! — улыбнулся Лопата.
Сверчок приподнял воротник. С запада, со стороны Европы, дул напористый морозный ветер.
6
Второй день поиска подходил к концу. По открытым местам передвигались осторожно. Старались избегать новых встреч с противником. В какой-то момент Колю стали одолевать сомнения в том, что им удастся найти документы Хойера. Все же времени прошло немало.
Огибая очередной небольшой холм, они услышали за мелким подлеском скрип тележных колес и приглушенные голоса. Говорили по-белорусски. Низко пригнувшись, разведчики бесшумно пробежали несколько десятков метров и затаились в небольшой ложбинке. Скоро к ним, подминая под себя высохшую траву, приблизилась груженная доверху различным домашним скарбом бричка с высокими бортами.
Сидевший на облучке пожилой возница в старом полупальто и треухе о чем-то негромко рассказывал молодой, лет тридцати, спутнице, тряся на ухабах головой. Неожиданно выскочившие из засады вооруженные люди заставили женщину вскрикнуть и испуганно прижаться к старику.
— Тпру-у-у! — Грушин схватил под уздцы старую клячу, от усталости едва волочившую ноги. — Кто такие? — навел он на старика оружие.
Рядом, по обе стороны телеги, выросли Сверчок с Лопатой.
— Дак, это… тутошние мы, тутошние! — медленно приходя в себя, затряс возница реденькой бородкой. — До хаты возвращаемся. — То — дочь моя, — кивнул он в сторону спутницы. — А там, — старик повернулся назад, — там детки ейные.
Только сейчас бойцы заметили затаившихся под грудой узелков двух девочек лет восьми-девяти.
— Кого еще прячете? — Лопата вызволил детей из вещевого завала.
— Та рази ж прячем? — осипшим от испуга голосом воскликнул старик, нервно поправляя норовивший сползти на ухо треух. — Я их под барахло загнал, чтобы теплее было.
Опасаясь за дочек, женщина подползла к ним и прикрыла собой. Усовестившись ее испуганного взгляда, Сверчок опустил оружие.
— Да вы не пугайтесь, не обидим, — извиняющимся тоном сказал он.
— Не поздно ли едете? Ночь на носу, — поинтересовался Олег. — Мало ли что может случиться в дороге.
Старик тяжело вздохнул и немного посветлел лицом.
— Так, война, вроде как, далеко отодвинулась, чего ишо бояться-то? Чай, по родной землице едем! — Он по-прежнему настороженно следил за ними. — Вот, до дому возвращаемся, — повторил, просительно добавив: — Нам бы до темени успеть добраться, а!
— Откуда едете?
Старик отвечать не стал, спросил сам, набравшись храбрости:
— Сами-то кто будете?
Продолжая осматривать телегу, Лопата обнаружил у борта прикрытый тряпкой немецкий карабин.
— Не-не, то не наше! — немедленно открестился возница. — Я это ружьишко тут недалече нашел. — Он неопределенно махнул рукой куда-то за спину. — Там еще одежка рваная была. В таких полицаи ходят. Случаем, не из ваших кто сгинул, не?
Страх в глазах старика усилился. Догадавшись, что их принимают за переодетых полицаев, Грушин миролюбиво произнес:
— Не бойтесь! Свои мы, свои.
— С лица мы все свои, россы, славяне, — тряхнул бороденкой дед. — А как война началась, тут и выяснилась истина, кто свой, а кто враг. Накануне нас тоже двое остановили. Одеты так само, как вы. Тоже кудахтали: свои, мол, не обидим, от партизан отбились. А сами, ироды проклятые, харчи забрали да еще по лицу мне надавали.
— За что? — Сверчку стало жаль старика.
— А за то, что не согласен я был харчи им уступать.
— Спасибо, хоть в живых оставили! — промолвила женщина. — Вон, детей до смерти напугали.
Грушин закинул автомат за спину, повторил твердо:
— Свои мы, отец, точно свои.
Насупив брови, старик сверкнул очами:
— Я в тех людях сразу полицаев признал. Повадки у них характерные, вороватые. А глаза пужливые. Сторожко так бегали по сторонам, словно кого боялись. Совсем не так, как в сорок первом году. Тогда у полицая глаз был злой, наглый. Вот я и смекнул: будь наши, чего им опасаться-то, верно?
— Верно-верно. — Олег присел на облучок. — Давно эти места покинули?
— А в сорок первом и покинули. Утекли к родичам в Воронежскую область. Внучат хотели сберечь.
— Далековато забрались от родных мест, — улыбнулся старший сержант.
— А толку? Фашисты нас и там догнали. Правда, больше итальянцев да венгров было. Лютовали страшно!
— Дедушка, вы сказали, что карабин недалеко отсюда нашли? — напомнил Сверчок, разглядывая оружие. — Место сможете показать? Очень мне нужно на него поглядеть.
Поняв, что выбора у него нет, старик неохотно согласился:
— Ну, ежели надо…
Бледным туманом на землю опускались сумерки. Дню оставалось жить совсем недолго. Идти
