климатом[246].
На переговорах, которые вскоре были начаты с Португалией для подтверждения суверенитета Кастилии в данных областях, монаршие чиновники использовали еще более неточные формулировки. Во всяком случае, королевская и папская канцелярии во время составления буллы Inter Caetera[247], опубликованной вскоре после возвращения Колумба, склонялись к мнению, что он обнаружил континент-Антипод. Фраза «материки и острова, отдаленные и неизвестные», которую они применили к открытиям, исключала Азию, которая не была «неизвестной» в том смысле, которого придерживались в кругах, знакомых с классическим образованием, а просто долгое время не посещалась. Название «Антиподы» действительно было присвоено островам Колумба в одном из первых сообщений, отправленных после его прибытия к испанскому двору. Его написал Пьетро Мартире для осведомления друзей в Италии: «От западных Антиподов вернулся некто Христофор Колумб из Лигурии, который с трудом получил три корабля от моих государей для путешествия, поскольку они сочли сказанное им невероятным». Другим корреспондентам Пьетро Мартире заявил, что открытия Колумба ранее были неизвестны – под этим он опять-таки подразумевал, что это была не Азия. Используя названия «Антиподы» и «Новый Свет» или «Новая Сфера», он всегда был уклончив или откровенно враждебен, когда передавал мнение Колумба о том, что тот плавал в места, расположенные вблизи Индии. Мнение Пьетро Мартире, по-видимому, доминировало среди итальянских гуманистов. В проповеди в Риме в 1497 году один из них описал, как Колумб присвоил имя Христа Антиподам, «о существовании которых раньше мы даже не подозревали», а вскоре после этого другой ученый во Флоренции назвал открытие Колумба «другим миром, противоположным нашему»[248].
Были распространены и иные противоречивые мнения. Сразу же по прибытии Колумба в Лиссабон поползли слухи о том, что он нашел мифическую затерянную землю Антилию, и если это правда, то она должна принадлежать Португалии, поскольку легенда приписывает Антилию португальским отцам-основателям. В некоторых ранних сообщениях из Италии и Кастилии находки небезосновательно характеризовались как новые Канарские острова, поскольку находились примерно на одной широте и, казалось, демонстрировали некоторое культурное сходство. Поскольку Канарские острова были гарантированы Кастилии договором, это было такое же политически ангажированное отождествление, как и Антилия. Оба слуха связывали исследования Колумба с областями, которые не были ни азиатскими, ни антиподскими по своему характеру. В большинстве отчетов открытия обозначались как «острова» без каких-либо более подробных деталей[249].
Несмотря на подобные слухи и мнения Пьетро Мартире и его друзей, многие ученые воздерживались от суждений, однако были и сторонники убеждения Колумба в том, что новые земли являлись частью Азии. Такое впечатление помогла создать очевидная уверенность самого исследователя, которая приобрела определенный вес после благополучного возвращения и привезенного им золота. Герцог (ранее граф) Мединасели попросил у монархов Испании разрешение воспользоваться удачей своего бывшего протеже, который «нашел все, что искал», отправив каравеллы для закупки специй. Многие итальянцы, иногда черпавшие информацию непосредственно из напечатанного повествования Колумба, сообщали домой о том же. Но их мнение не имело такого веса, как мнение Пьетро Мартире, хотя герцог Феррарский согласился с ними и предположил, что теории Тосканелли, должно быть, имели некоторое отношение к успеху Колумба. Ученые в целом продолжали придерживаться традиционных оценок размеров земного шара и поэтому не могли согласиться с тем, что Колумбу удалось достичь Азии. Пьетро Мартире полагал, что размеры мира исключают такую возможность. Жауме Феррер, космограф с Майорки, понял, что Колумб занизил размеры мира. Как откровенно сказал ему друг исследователя Андрес Бернальдес, он мог бы «проплыть еще 1200 лиг[250]» и все равно не добраться туда, хотя и признавал, что «земля продолжалась непрерывно дальше» от открытий Колумба на запад через остров или землю. Если бы в Италии, где экономическая жизнь так сильно зависела от устоявшихся моделей торговли с дальними странами, действительно сочли возможным западный маршрут в Азию, произошел бы переворот на рынках и сейсмический всплеск дипломатической активности. Однако верно и то, что при следующем папе Юлии II папская канцелярия (вероятно, как обычно, просто перенимая язык заявителя) создала впечатление, что открытия Колумба лежали на Востоке, поскольку в булле 1504 года неуказанные завоевания монархов Испании помещены «в части Азии» и высказано пожелание основать три новые епархии на острове Эспаньола. Исследователи Нового Света в начале XVI века, включая Америго Веспуччи и Висенте Яньеса Пинсона, совершали свои путешествия, исходя из предположения, что Колумб был в целом прав и что его маршрут вел в Азию или недалеко от нее. Вопрос был до конца неясен. Тем не менее очевидно, что после первого путешествия Колумба люди в Старом Свете смогли быстро адаптироваться к идее о существовании некоего континента, нового света, отличного от известной суши, и уже ожидали его открытия под названием «Антиподы»[251].
Не беря на себя обязательства подтвердить, что Колумб посетил Азию, Фердинанд и Изабелла были в достаточной степени очарованы привезенными образцами золота и описаниями индейцев, чтобы считать его открытие имеющим серьезное значение. Доказательством являются почести, оказанные Колумбу, – они позволили ему сидеть в их присутствии и ехать рядом с ними на церемониях или в процессиях – а также их стремление вложить средства в дальнейшие исследования в той части океана. Колумб вступил в новую фазу карьеры: годы признания, в течение которых его недоброжелатели были вынуждены выжидать, в то время как поклонники превозносили его. Для Пьетро Мартире он был одним из тех героев, из которых древние делали богов. Для Жауме Феррера он был подобен апостолу, свершившему для Запада то, что святой Фома сотворил для Востока[252]. Таким образом, беглец из мастерской ткача в Генуе и таверны в Савоне был возведен в высшие ранги как языческого, так и христианского культа героя. Роль, без сомнения, приятная, но Колумб был плохо подготовлен к тому, чтобы играть ее долго, особенно потому, что это принесло новые обязанности, выходящие далеко за рамки его компетенции, в качестве космографического советника короны, дипломатического консультанта на переговорах с Португалией и колониального администратора в империи, которую он начал основывать.
Международные переговоры являлись самой деликатной частью подготовки к следующему этапу открытия и эксплуатации Вест-Индии. Целью испанцев было согласовать демаркационную линию в Океане-море, за которой все новые земли были бы закреплены за Кастилией. Португальцы, двигаясь на восток от такой линии, могли забрать себе все земли, найденные ими во время движения к востоку вокруг Африки, пока не встретили бы кастильцев, двигавшихся с запада. Результатом этого, по мнению испанцев, было бы обеспечение себе всего Востока: португальцы только через четыре года справились со сложностями маршрута в Азию вокруг мыса Доброй Надежды. В так называемой Memoria de la Mejorada[253] – памятной записке на эту тему, адресованной Фердинанду и Изабелле и недавно не очень обоснованно приписанной Колумбу, –
