— Молчать, не двигаться! — нервно приказал Бок. — И успокойтесь вы, бога ради.
Он вышел из спальни и побежал в ту сторону, откуда, как ему почудилось, неслись стоны Риперта. Войдя в каморку, он пролез в окно, пересек пустую террасу, нагнулся над балюстрадой и окликнул вполголоса:
— Кристиан, Кристиан!
— Ой, как больно! — донесся до него голос Риперта. — Этот гад повредил мне руку, а потом я, наверно, сломал ребро или еще что-нибудь. Спускайся сюда.
Бок схватился за веревку и не без страха начал спуск. Это заняло некоторое время.
— Ой, моя рука! — стонал Риперт. — И кажется, плечо тоже. Он пробежал прямо по мне, когда удирал. Найду его — убью!
Бриффо по-прежнему следил за ними со стороны, кое-как укрывшись за деревом. Он едва видел их в полумраке, едва слышал их разговор и едва ли мог разобраться в ситуации. Бок размышлял так усиленно, что его лицо напряглось и побагровело, словно при запоре. В темноте позади дома взревел мотор «Вольво» — звук достиг апогея и почти сразу растаял вдали, прежде чем Бок догадался броситься в погоню.
— Бедная моя рука, — все еще причитал Риперт. — Что нам теперь делать?
— Это облом, — медленно сказал Бок. — Вся наша операция — полный облом.
Он воздел глаза к черному беззвездному небу и увидел неясный силуэт Гиббса, который выглядывал из-за балюстрады.
— Будьте добры, извините нас, месье, — сказал Бок, потирая лоб. — Произошла ошибка, весьма плачевная ошибка. Мы сейчас же уйдем.
Гиббс близоруко таращился в темноту, мигая и щурясь, опуская и поднимая очки, но ничего не мог разобрать.
— Мой товарищ ранен, — продолжал Бок. — Может, вы разрешите воспользоваться вашим телефоном?
— Убирайтесь вон! — взревел рыжий агличанин, обращаясь к невидимой фигуре внизу.
— Да-да, я вас понимаю, — сказал Бок. — Ладно, будем справляться сами. Попробуй-ка встать, Кристиан, я тебе помогу. Теперь подожди.
В это ночное время по трассе мчались одни лишь колонны тяжеловозов, овеянные классическими запахами кожи, курева, шерсти, пота и выхлопных газов, да изредка проскакивали на такой же сумасшедшей скорости одна-две легковушки с одинокими пьяными, бесшабашными водителями за рулем. Жорж достиг аналогичной скорости в Палезо и держал ее до самого въезда на кольцевое шоссе, почти до Порт д’Иври, откуда он свернул в сторону предместья.
Было еще очень рано и холодно; казалось, небо чуточку просветлело с одного края, но это было ложное впечатление, до восхода солнца оставалось еще очень и очень много времени. Жорж потерял целый час, колеся по Иври в поисках открытого бара. Наконец возле больницы-богадельни тучный бармен с неподъемными веками подал ему чашку кофе, отдававшего стиральной содой.
Мало-помалу время близилось к семи утра, и бледная заря робко легла на светлый крапчатый бетон многоэтажек и угольно-черные плиты задних дворов, разлилась по чистенькой мостовой, по свежему асфальту и прозрачным водостокам. «Вольво» кружила в лабиринте узких переулков, пока не добралась до запущенного участка, почти пустыря, ненадежно защищенного воротами без петель. Их бетонные опоры давно превратились в руины, ржавый засов не сдвигался с места, во дворе стояли две пары покосившихся столбов, бак песка вперемешку с экскрементами и сарай без крыши. Жорж раздвинул створки ворот, кое-как завел машину внутрь и припарковался в глубине участка.
Теперь уже совсем рассвело, но солнце все еще не взошло. Участок носил следы посещений: зола костра свидетельствовала о недавнем набеге бунтарей, реасе-maker без курка и простреленная шляпа-стетсон говорили о серьезной схватке враждующих банд, в прутьях ограды застрял красно-черный мяч, на ветках рослого куста болтались дырявые пожелтевшие презервативы. Жорж сочувственно взглянул на машину Гиббса: скоро, скоро ее безжалостно распотрошат, превратив корпус в предмет всевозможных игр — гоночный болид, космический корабль, танк или крейсер, а сиденья — в место первых, неумелых любовных услад. Для начала он сорвал с нее номерные таблички и сунул их в кучу мусора среди зарослей крапивы.
Солнце наконец решило выглянуть из-за крыш Шарантона. Жорж установил створки ворот в прежнюю позицию, убедился, что «Вольво» не видно со стороны дороги, и проделал обратный маршрут по тем же извилистым улочкам, носившим имена героев рабочего движения.
Потом была центральная улица, вдоль которой, с правой стороны, тянулись гаражи, склады, мастерские и маленькие многоэтажки, поставленные на маленькие супермаркеты. Впрочем, слева наблюдалась все та же инфраструктура, более или менее симметричная первой.
Кости, выбитые на портале, показывали прежний счет игры. Жорж толкнул тяжелую проржавевшую створку и привычно обогнул дом Фернана, направляясь к задней, кухонной двери, выходившей в сад. Дверь была отперта, кухня пустовала, в ней стоял запах скисшего супа из овощей: их ошметки и волокна застыли в пленке жира, словно крошево из веток и камышей на поверхности заледеневшего пруда. Жорж решил сварить себе кофе и заодно пошуметь; он начал без стеснения греметь кастрюлями, надеясь, что эти звуки естественным образом разбудят спящего наверху букиниста.
Затем он поднялся по лестнице, с чашкой Фернана в руке, и на полдороги задел высокую стопку газет, которая рухнула и рассыпалась по ступенькам, точно большая колода обмякших карт. Жорж тихонько стукнул в дверь спальни, не услышал ответа, еще раз тихонько стукнул, потом стукнул чуть громче, потом толкнул дверь и увидел это.
В общем-то, ничего такого необычного или особенно ужасного там не было: просто две ступни, обутые в старые тапочки с красно-коричневыми перехватами и давно стоптанными подошвами, в какой-то нелепой позиции торчали из-за кровати, которая скрывала остальное тело начиная со щиколоток.
Фернан был мертв, причем не так уж давно; на лбу у него зияла ужасная рана. Вероятно, он упал и при этом раскроил себе голову о край мраморного ночного столика. Ладно, вполне возможно. Но это не объясняло, почему он упал. Вокруг тела не было никакого подозрительного беспорядка — так, обыкновенный хаос, какой всегда царит в спальне одинокого старого бирюка. Ни следов борьбы, ни других по крайней мере видимых ран, ничего. Наверное, сердечный приступ или инсульт — такие вещи часто происходят в пожилом возрасте, и человек падает, при падении ударяется обо что-то, а ударившись, умирает. Или, может, он уже был мертв, когда падал. Теперь этого не узнаешь. При жизни его мало кто навещал. Он недолюбливал посетителей. Вот так бы и пролежал тут бог знает сколько времени, разлагаясь в одиночестве, если бы Жорж не вздумал к нему наведаться.
Жорж разглядывал тело, лежавшее у его ног. Потом нагнулся и поднял его, чтобы уложить на кровать. Тело было легкое. Жорж стоял, колеблясь, не зная, как поступить. Но тут вдалеке неожиданно пронзительно заголосила на два тона полицейская сирена; звук стремительно приближался, вот уже рядом с домом взвизгнули тормоза, хлопнули дверцы машин, и Жорж понял, что угодил в какую-то хитрую западню.
