маркизу.
Наткнувшись на него, он ударился об угол и, издав свирепый рёв, снова попытался дотянуться до неё. Девушка отбежала дальше и толкнула в его сторону диванчик, а потом и стул.
— Лови её, Гаспар! — крикнул маркиз, а Фьяметта обернулась к нему и рассмеялась.
— Вы ничего не можете сами! Разве что украсть у пьяного приятеля золотой перстень, чтоб потом передать его своему сообщнику! Я видела, как вы прятали его в свой кошелёк. Я расскажу об этом маркизу Делвин-Элидиру! Он защитит меня и освободит кавалера Дэвре, потому что он богаче вас, он друг короля!
— Я всё равно убью его! — проорал де Гобер, снова кинувшись к ней. — И его, и этого мужлана Дэвре! Твой дружок Леонард всё равно будет болтаться на виселице! Пусть у меня не получилось в этот раз, но в следующий я отправлю на тот свет обоих! Я убью их всех!
А Фьяметта, ловко увернувшись от него, шмыгнула за старинное кресло с высокой круглой спинкой, украшенной короной, и когда он пытался дотянуться до неё, метнулась к окну. Де Гобер погнался за ней, и, ударившись о подлокотник кресла, снова издал полный ярости вопль.
— Да поймай же ты эту мерзавку? — крикнул он, обернувшись к Гаспару, всё так же стоявшему у дверей с невозмутимым видом. — Немедленно поймай и придуши эту чёртову девку!
— Вы приказываете мне убить эту девицу? — уточнил тот, с сомнением посмотрев на раскрасневшуюся Фьяметту.
— Именно это я тебе и приказываю! — рявкнул маркиз.
— Но если я её убью, то меня отправят на виселицу, ваше сиятельство. Я — человек простой, кто меня защитит от сыщиков и суда?
— Я! — закричал де Гобер, выходя из себя. — Просто прикончи её и брось в реку, никто ничего не узнает!
— А если узнает? — немного подумав, возразил Гаспар. — Мы договаривались, что я приведу её сюда, а об убийстве речи не было.
— Я заплачу тебе сотню марок! — пообещал маркиз.
— Всего сотню, — лакей выглядел разочарованным. — А Монтефьоре вы дали тысячу…
— Так то ж за фаворита короля, а не за уличную девку, дурак ты этакий!
— Что ж, господа, похоже, мы услышали то, что хотели, — внезапно раздался от окна негромкий голос и портьеры раздвинулись.
Обернувшись, де Гобер в ужасе замер, увидев короля и стоявшего рядом с ним графа Раймунда. Вслед за тем из-за портьер второго окна показались барон де Сегюр и маркиз Делвин-Элидир.
Жоан прошёл к тому самому креслу с короной и сел, задумчиво глядя на своего родственника.
— Что скажете, граф, — произнёс он, — этого будет достаточно для обвинения?
— В совокупности с другими доказательствами, безусловно, ваше величество, — согласился Раймунд.
— Какие обвинения? — испуганно воскликнул де Гобер, глядя на них. — Это недоразумение!
— Недоразумение, что вы до сих пор при дворе, маркиз. Впрочем, — Жоан вздохнул и осмотрел свои унизанные перстнями пальцы, — я не думаю, что вы вправе носить титул, дарованный вам моим отцом. Мы были так добры к вам, и чем вы нам отплатили?
— Это ошибка, мой король! — бросился к нему де Гобер и рухнул на колени, пытаясь схватить его за руку, но Жоан брезгливо отодвинулся.
— То, что дозволительно моим друзьям вряд ли допустимо для изменника. Я заранее ознакомился с вашим делом, Антуан, и вынужден признать, что ваше преступление доказано. Мне известно, что это вы заказали некоему Монтефьоре убийство нашего дорогого маркиза Делвин-Элидира.
— Это сделал Монсо! — закричал де Гобер в отчаянии. — Он же признался!
— Он отказался от признания, — возразил барон де Сегюр, — наконец, поняв, что клятва верности предполагает обязательство хранить секреты хозяина, а вовсе не обязанность брать на себя ответственность за его преступления. Монсо признался в том, что писал маркизу Делвин-Элидиру письма с угрозами и сочинил памфлет, напечатанный позднее на деньги, которые ему ссудило некое лицо, но он не пожелал его назвать. За это его и будут судить. А к покушению он имеет весьма отдалённое отношение. Он даже не смог раскрыть детали задуманного вами плана. Зато Этьен Дюбуа оказался куда более осведомлён. Он сообщил, что его с вами познакомил некто Гриво, и он уже выполнил для вас несколько заказов, в частности, нападение на ремесленника Перро, требовавшего от вас оплаты долга за ремонт кареты, а также убийство кавалера Травельяна, пытавшегося защитить от ваших посягательств честь своей сестры. И то и другое он сделал по вашему приказу ещё до прибытия Монсо в Сен-Марко. Кстати, и своего секретаря направили к нему с письменными инструкциями именно вы. Монсо действительно передавал ему письма, в которых вы велели ему найти исполнителя для покушения на маркиза Делвин-Элидира, а потом через него же передавали письменные инструкции и деньги для организации и оплаты покушения.
— И вы поверили этому мошеннику? — возопил де Гобер.
— Слово маркиза против слова мошенника, — усмехнулся де Сегюр. — Конечно, не поверили… бы, если б этот ловкач не обманул вашего секретаря. Тот ревностно следил, чтоб письма, которые вы ему передавали, после прочтения были немедля сожжены, но Дюбуа пару раз умудрился подменить их другими бумагами и сохранил ваши сочинения, надеясь позже продать их вам с выгодой. Потому он и молчал на первом допросе, всё ещё надеясь вывернуться и предъявить вам счёт за всё, используя в качестве гарантий ваши послания.
Он достал из кармана два письма и передал их королю. Тот, едва взглянув, сунул их под нос де Гоберу.
— Вроде ваш почерк, Антуан.
Тот побелел, с ужасом глядя на бумаги, а потом в отчаянии посмотрел на маркиза Делвин-Элидира.
— Ваше сиятельство! Ведь мы с вами были друзьями! Зачем мне убивать вас?
— Действительно, Айолин, зачем? — озабоченно взглянул на того Жоан.
— Не могу утверждать, что из личной неприязни, хотя и это возможно, — произнёс маркиз. — Однако есть и более веская причина. Вы сами, ваше величество, велели мне организовать проверку интендантства с тем, чтоб выявить злоупотребления, допущенные при военных поставках к прошлой кампании. К сожалению, их выявлено немало, в том числе, было установлено, что интенданту Марону было поручено приобрести в городе Лейден, который, как известно, славен не только своим университетом, но и ткацкими мастерскими, сукно для пошива формы офицерам королевской армии. Ткачи продают его по цене одной серебряной марки за локоть. Однако всё сукно в городе по этой цене успел скупить маркиз де Гобер, после чего продал его Сен-Марко в лице Марона уже по цене тридцать марок за локоть.
— Это что, был на самом деле бархат? — уточнил король, взглянув на испуганного де Гобера.
— Нет, это было сукно, — чуть улыбнулся Делвин-Элидир, — что подтвердил на допросе
