а не бросать. Рита, я люблю тебя.
Она нажала на кнопку вызова персонала.
Медсестра средних лет тотчас оказалась на пороге, как будто все это время стояла за дверью. Или это для вип-персон сервис такой?
− Пожалуйста, проводите молодого человека. Я устала, − попросила Рита и отвернулась.
− Не волнуйтесь, я цветочки в вазу поставлю, − заверяла меня медсестра, пока на ватных ногах шел за ней по коридору. − Это ж надо, какую красоту девице подарили. Я вот никогда таких шикарных букетов не получала.
Что-то подсказывало мне, что сегодня она такой букет получит. Вряд ли Рита захочет оставить его у себя.
Ефим ждал у машины.
− В бар? – все понял он по моему лицу.
Все две недели, что Рита провела в ожоговом центре, я безбожно пил. На мои сообщения она не отвечала, и запретила пускать меня к ней в палату. Врачи и медсестрички смотрели с сочувствием, но нарушить запрет пациентки не осмеливались.
После выписки, родители сразу увезли ее в Мюнхен. Рита останется жить у сестры Ольги Павловны до самой операции, о чем мне сообщила сама Ольга Павловна. Как ни странно, но ее родители продолжали поддерживать со мной связь, сообщая о ходе следствия и положении дел у Риты. Я знал, что немецкий врач взялся за устранение трех грубых рубцов с прекрасного лица моей любимой, а вот шрам на шее решено было оставить.
− Делать в том месте пластическую операцию большой риск, − говорила мне по телефону Ольга Павловна. – И его от любопытных глаз могут скрыть волосы. А если Рита захочет сделать высокий хвост, всегда можно надеть водолазку с воротом.
Я так скучал по моей девочке. Мне было все равно, останутся у нее шрамы или нет. Я бы любил ее и с безобразными рубцами.
За три операции, которые предстояли Рите, мюнхенская клиника выставила внушительный счет. Но это неважно, отдал бы последнюю рубашку, лишь бы помочь ей. Неожиданностью стало то, что часть необходимой суммы собрали в институте, где училась Рита и в ее симфоническом оркестре.
− Рома, ты не представляешь, какую важную роль сыграла такая поддержка в эмоциональном состоянии Риты, − докладывала мне Ольга Павловна. – Девочка совсем захандрила последнее время, а тут такая помощь со стороны ее коллег и друзей.
Родители Гали Смирновой пытались замять дело, но Петр Михайлович наотрез отказался идти им навстречу. Тогда они попробовали действовать через меня, но быстро поняли, что это плохая идея.
− Даже не поинтересовались самочувствием нашей дочери, − возмущался Петр Михайлович. – Их видите ли волнует репутация семьи. Каковы, а? Была бы моя воля, я бы их ведьму до конца дней за решетку упек.
Отец Риты очень переживал, что по российским законам за умышленное причинение тяжкого вреда здоровью предусмотрено наказание всего лишь до двух лет лишения свободы.
− Петр Михайлович, мне вчера разрешили поговорить с врачом из следственного изолятора, что наблюдает Галину, − поделился я с мужчиной. – Врач считает, что наркотики разрушили ее психику необратимо, что она больше не вернется к нормальной жизни и скорее всего никогда не покинет стен психиатрической клиники.
− Там ей самое место, − немного успокоился Троицкий.
Я не видел Риту уже два месяца. Продолжал пить. Перестал следить за собой и начал пропускать репетиции. Писал ей каждый день. Она не отвечала, хотя сообщения прочитывала. Набил на своем правом плече татуировку с лицом Риты-флейтистки, на левом Риты-рокерши. Я подыхал без нее.
Парни особо не лезли ко мне, но я ощущал их незримый контроль. Друзья следили, чтобы я совсем не слетел с катушек и не провалился в бездну. Вытаскивали меня из баров, оставались со мной на ночь, силком привозили в студию.
− Рома, это я во всем виноват. В том, что случилось с Ритой. Да и с Галей тоже, − неожиданно выдал Тимофей в один из дней, когда Олег привез меня полупьяного в студию.
Все в немом изумлении уставились на менеджера.
− Тимофей, как это понимать? – поднялся я с табурета, в миг трезвея от такого заявления. – Хочешь сказать, это ты разболтал прессе кто такая Роза Трубецкая и снабдил серной кислотой Смирнову?
Тимофей сильно побледнел и стал походить на мертвеца. Остальные выглядели не лучше. Никто не мог поверить, чтобы Тимофей, так преданный общему делу, пошел на такое.
− Объяснись! – заорал я.
− Сам бы я никогда, Рита мне, как родная. Но я проболтался Соне. Простите меня.
− Соне? Соньке Калининой? – стал складываться пазл в моей голове.
− Да. В тот день, когда мы вернулись с гастролей из Лондона, Софья пригласила меня к себе. Мы выпили, а она, она была так ласкова, что я размяк, выболтал ей все о Рите и вашей с ней любви друг к другу.
− Так ты поэтому последнее время без Соньки везде появлялся и такой смурной ходил? – спросил Кирилл.
− Поэтому, − подтвердил Тимофей. – Я догадывался, что все это ее рук дело, но доказать ничего не мог. А вчера вытряс из нее правду. В общем, как оказалось, Софья мечтала отомстить тебе, Роман. Она считает, что ты дважды подверг ее унижению, первый раз в школе, а затем, когда сообщил всему миру, что она всего лишь подстилка. Поняв, что к тебе не подобраться, девушка подстроила встречу со мной. Мы стали встречаться, и у Сони появился постоянный доступ к «Оркестру». В новогоднюю ночь она познакомилась с Галей, и та ее уверила, что является твоей девушкой, просто вы во временной ссоре. Оказалось, Софья знакома с тем итальянским дизайнером, у которого обучалась Галина. Она ведь владеет галереей, и они все вращаются в одной сфере. И ей было известно о пристрастии дизайнера к запрещенным препаратам. Софья попросила того «подсадить» на них его ученицу. Так она рассчитывала отомстить тебе, Рома.
− Получается, Галя тоже стала жертвой, − произнесла, присутствующая при разговоре, Катя.
− В определенном смысле да. Но она ведь могла и не пробовать наркотики. Это ее выбор, − не согласился Тимофей. – Моей ошибкой стало то, что я взял Софью с собой в загородный отель, куда мы отправились все вместе по рекламной акции. Там она поняла, что Роме плевать на Галю и, что на самом деле он безумно увлечен Розой. Тогда она стала искать возможность рассорить вас. И когда узнала от меня кто такая на самом деле Роза,
