сделать рентген и оформить документы для страховой.
Она и раньше пускалась в разглагольствования о старых добрых Темных Правлениях, и обычно это намек для меня кивнуть и сказать что-нибудь о погоде и состоянии дорог, попытаться вспомнить что-нибудь, что мне нравилось в прошлом веке. Но я не могу. Я не слышу ни слова из того, что она говорит, потому что думаю обо всем, что сдерживала.
Я сказала ему «нет», потому что не хотела, чтобы мне причинили боль. Но теперь это причиняет такую боль. Он мне так понравился; мне невыносима мысль о том, каково было бы испытать такое же разочарование в нем, как бывает всегда, когда кто-то показывает мне свое истинное лицо.
Я не собираюсь плакать в кабинете своего дантиста из-за парня, с которым у меня был офисный роман. Я не собираюсь. Я действительно не собираюсь.
Я направляюсь в переднюю часть кабинета, и волосяные змеи доктора Люсиль глупо высовывают свои маленькие язычки, пытаясь поднять мне настроение.
— Поскольку ты не укусила меня, как мой последний пациент, я подумала, что позволю тебе взять что-нибудь из миски с угощением, — предлагает она с небольшим добрым жестом. Я возвращаю ей частичку улыбки и смотрю в пластиковую миску, полную леденцов без сахара и светящихся в темноте брелоков.
Она слегка встряхивает миску, когда протягивает ее, и в куче забавных пустяков обнаруживается лист блестящих наклеек в форме звезд.
И вот тут мое самообладание лопается.
Слезы текут по моему лицу, и даже когда я вытираю их краем рукава, за ними следуют новые. Я борюсь с тем, что уголки моего рта опускаются против моей воли, а затем первый вздох сотрясает мое тело почти яростно. Громко и неизбежно, и я ничего не могу поделать, кроме как позволить этому случиться, как бы я ни старалась противостоять и сдержать это.
Что такого ужасного в парне, если он обо мне самого высокого мнения, что я должна была взять и все испортить? Я не могла просто сказать «да» тому, чего мы оба хотели, потому что я действительно была настолько высокого мнения о себе, что я могу обмануть всех вокруг. Если бы я только могла просто доверять его точке зрения.
Дантист неловко похлопывает меня по плечу и вручает коробку с салфетками, а также дает мне несколько минут, чтобы прийти в себя, прежде чем отправить с новой зубной щеткой и образцами зубной нити.
17
С каждой минутой, которая проходит перед выставкой, мне все больше кажется, что волонтерство было ошибкой. Мне все время кажется, что я не знаю, зачем я это делаю, хотя я знаю, что просто хочу лично извиниться перед Владом. Я не могу придумать хорошего способа сбежать домой, который не заставил бы меня вздрагивать от беспокойства. Кэти, вероятно, уже сказала Владу, что я приду. Я уверена, что половина импульса к волонтерству — это просто странные ощущения от корпоративной поездки, которые оставили меня не в себе. Честно говоря, я чувствую себя странно с середины поездки. Я всегда предпочитала уединение.
По крайней мере, до Влада я так думала.
Теперь мне невыносима мысль о том, чтобы просто вернуться в свою пустую квартиру и ждать, пока мое сердце снова срастется, сидеть в тишине, беспокойно переключая каналы и разные приложения, не в состоянии сосредоточиться на чем-либо дольше пары минут, но и не в состоянии посидеть наедине со своими мыслями.
Лили встречается со мной взглядом в вестибюле отеля, что в конечном итоге привлекает меня к группе. В транспорте, везущем нас на выставку, тихо, все мы в основном жуем бутерброды на завтрак. Я рада, что, по крайней мере, протиснулась последней и не села рядом с Дженис, но когда мы выходим из машины, я в конечном итоге иду рядом с ней к месту встречи.
— Привет, — я пытаюсь быстро улыбнуться, но даже это кажется нарушением границ.
Она слабо улыбается в ответ, но больше ничего.
— Какова политика компании в отношении возмещения чаевых? — спрашивает Кэти, бросая взгляд на остальных, когда наша машина отъезжает, и прячет квитанцию в сумочку.
— Я не думаю, что чаевые являются частью того, что возмещается.
— О, это отправится в ящик для жалоб.
Лили слегка морщит лоб.
— Ты думала, у нас есть ящик для жалоб? Он только для меня.
Дженис, доедая завтрак, выглядит невеселой.
— Не слушай ее. У нее не так много власти, как она хочет, чтобы ты думала.
— Заткнись, я чрезвычайно могущественна. У меня есть шпионы и прочее дерьмо.
Дженис закатывает глаза, и они останавливаются на мне. Мне требуется мгновение, чтобы понять, что она сделала это ради меня. Возможно, я тоже должна мягко подразнить Лили, но момент упущен, поскольку я недостаточно хорошо знаю ни кого из них для шуток.
— Это все еще странно? — спрашивает Дженис, искоса поглядывая на меня. Эмоции, проходящие через меня, ощущаются так, словно я вешаю кашемировый свитер на крючок и наблюдаю, как он растягивается. Лили смотрит на нас так, словно на оперу, но ничего не комментирует.
— Что ты имеешь в виду?
— Не знаю, наверное, я всегда буду чувствовать себя немного неловко рядом с тобой, — немного застенчиво признается она, и неприятное чувство скручивает мне живот. — …Тебе пришлось обращаться к моему досье в отделе по работе с монстрами.
Я моргаю.
— У тебя очень маленькое досье. Ничто по сравнению с этим, — говорю я, наклоняя голову к Кэти, которая прихорашивается, как будто я вручила ей награду.
— Да, преодолей себя! Нанеси реальный урон, — добавляет Кэти без всякой необходимости.
— Не все из нас имеют персональное приглашение на работу, — с усмешкой отвечает Дженис, но в этом нет настоящей злобы. Я не уверена, хотела она сделать комплимент или нет. Кэти, несмотря ни на что, воспринимает это именно как комплимент.
— Это просто не та сторона меня, которую я обычно приношу на работу, — фыркает Дженис, закатывая глаза в сторону Кэти. Она нерешительно снова встречается со мной взглядом. — Ты ведь не видела видеозапись с лифтом, не так ли?
— Я видела достаточно, — признаюсь я через несколько мгновений. Я не чувствую, что это был правильный ответ, когда ее брови резко хмурятся. — Но, эм, ты ведь читала руководство, верно? Компания будет уважать права всех нанятых монстров на физиологические странности…
— Я знаю, я знаю. Просто. Это странно. На самом деле ты не хочешь, чтобы все твои коллеги видели твои сиськи. Я имею в виду, я не знаю, может, Кэти хочет.
— Я не млекопитающее, —
