серьезным и ответил, что не хотел бы быть моим врагом, а вот другом и союзником – очень бы хотел…
– Посмотрим, как дальше дело пойдет, может, мне удастся уговорить раса не мстить вам, я бы тоже не хотел войны, – сказал я принцу, – умные люди всегда договорятся между собой и найдут решение, устраивающее обе стороны. Но выкуп и обмен на моего человека это не отменяет, не я напал первым, а за ошибки надо платить – золотом и кровью. Кровью заплатили те, чьи кости уже обглодали гиены и шакалы, а вам с отцом придется заплатить золотом.
– Говорил я тебе, Абу-Салех, что надо провести разведку, и только после этого действовать, – подал голос очухавшийся полковник слегка заплетающимся языком, – но этот твой дядя Аббас, не зная ничего о противнике, очертя голову полез в схватку, мол, его боевые верблюды сейчас сомнут эту горстку белых пришельцев. И где теперь твой дядя и его сын – они ведь были в первых рядах, что не положено военачальнику, славы им захотелось, видите ли – затоптать слабого противника.
– А где дядя Аббас с сыном? – спросил я неудачливых пустынных воителей.
– Не знаю, не видел, но у них были такие же винтовки Маузера, как и у нас с оберстом, саблю дяди я видел среди трофеев казаков, поскольку он с ней не расставался в походе, по преданию, она принадлежала самому Салах ад-Дину[50], дамасская сталь его была в состоянии легко разрубить европейский доспех. А лазутчиков я посылал, только они не вернулись…
Так вот чья сабля досталась мне в качестве трофея, самого легендарного султана Саладдина. А дядя Аббас или его сынок и прострелили руку казаку, так как только из одной винтовки Маузера стреляли, у остальных трех были чистые стволы, а две из них – Абу-Салеха и оберста, так и остались в седельных чехлах.
Узнал у полковника, не по Генеральному ли штабу он служил. Выяснилось, что да, тогда спросил, слышал ли он о перестрелке с иностранным шпионом в берлинской гостинице где-то полгода назад, газеты как-то невнятно написали, погиб агент или был взят в плен. Захмелевший полковник не стал упираться и доложил, что агент был взят живым, но раненным в руку. Спросил, есть ли у него связь с Берлином, так как я могу его обменять на этого агента, но, чтобы быть уверенным в том, что это именно он и не ведут ли против меня игру, я хотел бы задать три вопроса, из которых узнаю, что это именно тот человек, в котором я заинтересован. Полковник ответил утвердительно. Тогда я сказал, что подготовлю вопросы, когда придет гонец с подтверждением условий выкупа, и передам с ним вопросы. Как только я получу ответы, оговорю условия освобождения захваченного агента и отпущу полковника, когда от агента придет телеграмма, что он в безопасном месте и в отношении его выполнены все условия. Тут полковник сообразил, что его меняют отдельно, и я объяснил, что в письме отцу Абу-Салеха вообще не упоминалось об оберсте Шлоссере, так что это – отдельная песня, как говорят в России: ведь вы сдались нам уже после того как письмо было отправлено с пленными.
Потом пообедали, я спросил Нечипоренко, не свиная ли тушенка будет в щах? Оказалось, что свиную тушенку уже всю съели с гречневой кашей. Остались популярные в войсках говяжьи консервы «Щи с мясом и гречневой кашей» – два блюда в одном флаконе, то есть в жестяной банке. Попросил, если казаки будут варить кулеш с салом, приготовить для Салеха что-то без сала.
– И чего вы возитесь с этим басурманским принцем, Александр Павлович? – проворчал подъесаул. – Будь моя воля, пристрелил бы я его, чтоб не мучился и других не мучил. Вы его и лечите, и на носилках его носят, и горшок за ним выносят, теперь еще и готовь отдельно… И немец этот толстый – та еще обуза.
– Дорогой Аристарх Георгиевич, этот «басурманский принц» – гарантия того, что мы с вами и наши люди живые увидим Харар через неделю. Так что, если тяжело, я сам для него буду готовить кашу. А толстый немец свиное сало трескать будет за обе щеки, а нужен он мне для того, чтобы на него выменять из германской тюрьмы хорошего человека, русского полковника и Георгиевского кавалера.
Так прошло еще два дня пути, но утром у нас не смогли встать на ноги три лошади, а четвертая просто издохла ночью. Распределять груз не пришлось: три четверти взятого в дорогу фуража и продовольствия было съедено, у нас даже дополнительно высвободились десять вьючных лошадей и пять мулов, на которых мы посадили четырех пленных, незаменимых на всяких работах типа подай-принеси (им было сказано, что в Хараре их освободят вместе с Абу-Салехом). Но вот лошадей пришлось прирезать, мы не стреляли и вообще соблюдали правила маскировки: не жгли костер ночью – его в пустыне видно издалека, даже сквозь тощие акации, в качестве дров использовали только сухие деревья, не дающие дыма, наконец, замыкающий верблюд тащил несколько срубленных акациевых кустов, уничтожая следы прошедших по дороге людей и животных: даже если дорога состояла из мелкой гальки, где-то на песке мог остаться след кованого копыта. А теперь нам придется бросить четыре трупа, и птицы-падальщики издалека укажут место, где что-то произошло, а уж лазутчики будут тут как тут.
Мы все же не стали закапывать павших лошадей, чтобы не терять время, и вышли в путь. Сегодня мы должны были пересечь условную границу с Абиссинией. Наконец дошли до высохшей реки, кое-где были лужицы воды, и лошади принялись оттуда пить, но подошедший Хаким сказал, что нужно рыть ямы в песке и тогда они наполнятся более чистой водой. Оставили пленных под присмотром казака рыть копанки и занялись обустройством лагеря на абиссинском берегу. Потом я спустился к воде, казак показал мне что-то найденное в выкопанном песке. Это был небольшой самородок весом граммов десять. Я сказал, что как только распакуем мой денежный ящик, я его выкуплю за золотую монету по весу, это золотой самородок и он поможет рудознатцам оценить качество здешнего золота.
Отломил кусок засохшей глины и увидел ближе к поверхности мельчайшие золотые крупинки, блеснувшие на солнце. Такие трудно намыть лотком – они из-за малого веса просто не осядут на дно и, скорее всего, вода просто понесет их дальше, а ведь я читал, что сейчас добывают золото даже из старых отвалов, используя химические методы обогащения: амальгамирование – растворение золота в
