надеялся доехать на нем до колодца, но в суматохе бегства не взял ни винтовку, ни карту, ни компас – они остались на верблюде, который был под грудой тел, меня же раненый верблюд отбросил в сторону, где и достали осколки ваших снарядов. Только я попытался отъехать, как верблюда поймали пятеро дезертиров, которые еще и обобрали меня, забрав из карманов все, от револьвера до расчески для усов, и самое неприятное, что одному из них приглянулся мой пробковый шлем. Когда вы ушли в покинутый войсками Абу-Салеха лагерь, я тоже пытался идти, но было жарко, и я просидел почти до вечера, сделав тент от солнца из своей одежды, натянутой на палки из сухой акации. Вечером, когда стало чуть прохладнее, я попытался идти, шел и ночью, ориентируясь по звездам, подальше от места боя, так как туда пришло много гиен, которые могут напасть на человека, особенно когда он ранен и обессилел, а утром ваши казаки подобрали меня.
Я видел, что полковнику тяжело ехать сидя, он не мог опереться на спинку сиденья и все время сидел наклонившись вперед, пока я не предложил ему лечь животом на сено, которое возил в бричке. В другое время я бы мысленно пошутил, что еду как римский император на триумфальной колеснице, попирая ногами вождя врагов, но мне стало жалко пожилого человека, которого военная служба забросила в эту дыру. Но ехать так пришлось недолго – показался колодец, у которого уже хозяйничали казаки, поя лошадей и наливая бурдюки водой.
Поскольку было еще не жарко, Хаким рекомендовал продолжить путь, отойдя от колодца как можно дальше, так как погоня, если она будет, мимо колодца никак не пройдет. Ассасин предложил изменить маршрут, он станет верст на восемь-десять длиннее, и мы завтра перейдем русло высохшей реки чуть выше, чем планировалось, а там уже начинаются владения раса Мэконнына. Кочевники, по старой памяти, иногда забираются туда, но вероятность встретить войска раса гораздо выше, так как граница патрулируется и в крупных деревнях есть заставы, а там еще четыре дневных перехода – и, вот он, Харар. Как только перейдем условную границу, в Харар поскачут два гвардейца с известием о прибытии дочери раса, и эскорт вскоре будет усилен сотней, а то и двумя воинов.
Проведал своих раненых, у них все было хорошо, жар, который до этого был у одного из раненых, уже не чувствовался, или было это из-за того, что окружающий воздух стал разогреваться. Наполнив все емкости, что есть, водой, мы опять ушли в пустыню. Хаким уводил нас каким-то одному ему известным путем, дорога петляла сквозь заросли акаций, но бричка могла ехать – крупных камней не попадалось, зато несколько раз я видел змей. Я предложил полковнику выпить спирта, но он отказался. В акациевых зарослях было не так жарко – их листья выделяли эфирные масла на жаре, так что дышать было несколько легче.
Так мы шли еще три часа, наконец найдя защищенное небольшими холмами место, от которого, тем не менее, был хороший обзор во все стороны, и, проведя «противозмеиные и противоскорпионные мероприятия» – прогон верблюдов по месту лагеря, Хаким решил остановиться. Казаки стали натягивать тент для лошадей и мулов, разбивать палатки, рубить дрова для костра. Я пошел посмотреть, куда ставить брички, посоветовавшись с Нечипоренко, дал команду возчикам занять выбранные позиции. С третьей стороны с верблюда сгрузили дополнительный пулемет и тоже изготовили для стрельбы, закрыв от солнца рогожей.
Прооперировать полковника решил немедленно – все же осколки в нем сидели целые сутки. Рассказал, что буду делать, и настоятельно рекомендовал «противоболевую водку». Полковник выпил полстакана мелкими глотками, поперхнулся, потом подождал и допил водку. Дальше все было как обычно – достал корнцангом осколки – они были мелкие, раза в три меньше того, что я доставал у Абу-Салеха, но тоже зазубренные. Срезал ножницами размозженные ткани и оставил два отсроченных шва[49], предварительно посыпав рану СЦ. Полковник перенес операцию стоически, то ли водка подействовала, то ли прусская военная закалка. Потом оставил его в палатке для раненых, там уже всех поил чаем из большого трофейного чайника мой верный денщик Артамонов, вызвавшись работать медбратом. Подкладывать и выносить медный трофейный тазик, служивший судном, он привлек пленных, они же обтерли раненых от пота влажными тряпками, для каждого взяв отдельную. Я его похвалил и сказал, что назначаю фельдшером отряда.
Потом решил посмотреть и сменить повязки у других раненых, но сначала попросил Артамонова принести кипятка, чтобы растворить в нем СЦ – сульфаниламил хорошо растворяется в воде, а прокипятить воду нужно, чтобы прибить заразу, то есть микробов. Для этого взяли котелок, положили туда чистые бинты, добавил СЦ, воды, и Артамонов понес кипятить их на костер. Вскоре принес на палке котелок с прокипяченными в течение двадцати минут бинтами. Поставил их остывать, а пока поговорил с Салехом. Сказал, что мы идем на территорию раса Мэконнына и как тогда организовать обмен в Хараре, до которого четыре дня пути и по абиссинской территории? Он ответил, что сейчас официально войны с расом нет, поэтому гонцов пропустят. Странно, а если бы вы захватили дочь раса и он узнал об этом, разве не началась бы война? Салех ответил, что расу было бы сделано достойное предложение, и дочь его не держали бы как пленницу, а обращались с ней, как с дорогой гостьей, и она бы могла принять его предложение.
– Но Мариам другой веры и рас – христианин, а у христиан не принято иметь много жен.
Салех ответил, что одна из его жен – вообще язычница из племени людоедов, и его не волнует религия, которую она исповедует, главное, что ее отец – вождь чернокожего племени, которому они сбывают рабов, а он расплачивается за них золотом и слоновой костью. Я высказал сомнение в том, что Мариам устраивала бы участь стать третьей женой в компании чернокожей людоедки и еще кого-то в этом роде, и она отказала бы Салеху.
– Ну и что, – ответил Абу-Салех, смеясь и показывая отличные зубы, прямо с рекламы зубной пасты, – тогда я бы взял ее силой, и ей это даже понравилось бы. Женщины любят силу!
– Ты плохо знаешь Мариам, шейх, – осадил я веселье Салеха, – ты и твой отец этим неразумным действием ввергли бы свой народ в длительную войну, и, не дай бог, зачахни Мариам в твоем гареме, будь я на месте ее отца, я бы не успокоился, пока не уничтожил всех вас.
Салех сразу стал
