скорее вредоносной, чем полезной.
– Но ведь она позволяла выживать легионерам, которым, как и тебе, не помогло никакое другое лечение!
– Там набралось слишком много «но». Да, оказалось, что именно пересадка ликвора, из всех возможных тканей, стабилизирует мутаген и завершает обращение.
– Вот! Я же говорю!
– А должна слушать, – укоризненно заметил Шестой. – Ликвор мертвого легионера не подойдет, толку будет не больше, чем от стакана воды. Нужен материал живого донора, а тогда возникает парадокс контроля.
– То есть?
– Выяснилось, что донор может управлять реципиентом, как легионер управляет любым живым организмом, подчиненным его кровью. Поэтому ткани нельзя пересаживать ни от живых, ни от мертвых легионеров.
Судя по усталому взгляду, он был уверен, что уж таким-то аргументом Эви впечатлится и отстанет. А она не собиралась сдаваться:
– Глупости, путей не только два! Я стану твоим донором! Я скажу Легиону, что я согласна, и пообещаю не влиять на тебя! Я какой угодно контракт могу подписать.
На этот раз он молчал долго, просто смотрел на нее и все, да еще и голову наклонил так, что его глаза было не разглядеть. Должно быть, сомневался в ней. Шестой с самого начала утверждал, что она склонна к интригам, и в этом он был прав. Эви признавала, что порой для успеха или даже выживания не получится играть честно, весь ее роман с Первым был построен на этом.
Но тут она с удивлением обнаружила, что порой собственного выживания мало, нужно нечто большее. Шестой спас ей жизнь. Он был ее другом. Ради этого ей не жалко было забыть о выгоде и сделать для него что-то просто так.
Он, кажется, понял это, печально улыбнулся… и все равно не согласился.
– Легион не позволит тебе сделать это.
– Но почему?!
– Потому что, когда проект еще был открыт, во время экспериментов случалось так, что легионер, передавший донорскую жидкость, погибал. Тогда риск контроля со стороны устранялся сам собой. Однако все реципиенты без исключения сталкивались с серьезными психическими проблемами. Безумный легионер – это уже не актив, это огромный риск. Поэтому стабилизация мутации с помощью донорских тканей попала под запрет.
– Но это же… Это же нечестно! – растерялась Эви. – Можно не снимать запрет, но сделать исключение для тебя…
– Все в порядке, Эви. Я не умру прямо сейчас. Возможно, я дотяну до конца года, а вот экзамен вряд ли пройду. Но даже тогда это будет означать не смерть, меня просто снимут с обучения и переведут в лабораторию.
Они оба знали, что при таком раскладе его смерть станет просто вопросом времени. Обреченных молодых легионеров могли использовать лишь для опытов, призванных облегчить жизнь другим. Для них уже ничего не менялось, на свободу они не выходили.
Эви знала об этом, но такое было легко принимать, когда оно происходило далеко, с незнакомыми ей людьми. Безликими и безымянными. А представить Шестого, доживающего свою короткую жизнь вот так, почему-то не получалось.
– Я не хочу, чтобы все заканчивалось…
– А уж я как не хочу – ты даже не представляешь! – тихо рассмеялся Шестой. – Но все в порядке. Я уже как-то… привык. Я не боюсь умирать, просто не хочу, и даже это можно отложить. Я еще успею стать тебе полезным!
Он, наверно, думал, что отвлекает ее, что сводит все в шутку… А она не хотела таких шуток, и слов таких тоже не хотела, и такой правды о мире. Эви поцеловала его – хотя не планировала ничего подобного, не думала, что это возможно. Она и сама не знала, зачем. Не от желания так точно… Эви восхищалась его умом, и все-таки про болезнь не забывала никогда. Забудешь тут, когда кровавые раны всегда на виду, прозрачные повязки не прячут их! Она не хотела его так, как хотела Первого, и этим поцелуем она удивила их обоих.
Она отстранилась, смущенно глядя на него, а он и вовсе отвернулся.
– Не надо так, – сказал Шестой. – Просто не надо и все.
Но слова имели не такое уж большое значение, куда интересней оказалось наблюдать за ним. Эви уже привыкла к тому, что Шестой практически непробиваем. Он знал обо всех своих недостатках и принимал их с поразительным достоинством. Его невозможно было смутить, он контролировал ситуацию… А сейчас – нет. Его бледная кожа налилась красным цветом, способным затмить свежую кровь. Шестой отстранялся от Эви – незаметно, инстинктивно, будто уже чувствуя в ней беду, но еще не веря в это.
Она все поняла. Ей для этого не нужны были способности легионера, хватило человеческих инстинктов и знаний о том, кто перед ней сейчас. Шестой был младше, он давно увяз в незавершенной мутации и лечении. Пока Эви и остальные кадеты наслаждались жизнью, он был сам по себе.
Вывод напрашивался сам собой…
– Это ведь был твой первый поцелуй, да?
– Тебе лучше уйти, – нахмурился Шестой.
Но было поздно: Эви уже чувствовала разгорающийся азарт. Было что-то необъяснимо притягательное в том, чтобы стать для него одним из главных воспоминаний в жизни. Не из жалости, а просто потому, что ее привлекала эта роль проводника – и то значение, которое она обретет в чьей-то судьбе.
Шестой будто почувствовал это, попытался отстраниться, но комната была слишком мала, а между ним и дверью сейчас стояла Эви.
– Ты реально будешь от меня бегать? – усмехнулась она.
– Зачем ты это делаешь? – еле слышно спросил он.
– Какая разница? Если ты уже признал свою смерть, через год или раньше, разве есть для тебя что-то ценнее опыта?
– Гордость.
– Подождет! Ты знаешь, что такое гордость, теперь узнаешь, что такое страсть и желание.
– Эви…
– Я уже все решила.
Он еще сомневался, она – нет. Эви хотелось пройти этот путь до конца, и она не простила бы себя, если бы отступила сейчас. Для нее ведь это тоже был новый опыт: раньше у нее все проходило по-другому, она была равной, а не вела. Ей хотелось такого опыта, и пусть она понимала, что настоящего удовольствия, скорее всего, не будет, ее манило это маленькое приключение.
Ну а от Шестого теперь не так уж много зависело. Вся его гениальность сейчас отступала – здесь она была не нужна. Эви прекрасно понимала, что он хотел ее, чувствовала, находила все новые и новые подтверждения. Может, даже любил, но ей это было не так уж важно.
Она управлялся ситуацией, управляла их общим желанием. Она думала, что так будет от начала до конца. А потом в один миг все переменилось…
Эви не заметила, с чего это началось, как вообще произошло. Вот она избавила Шестого от формы, толкнула на прохладную поверхность стола, а вот – вдруг! – он уже над ней, и мир растворяется… Теперь Шестой вел ее, уверенно, нагло, а ей только и оставалось, что подчиниться. Ею все еще правили инстинкты, но они как раз шептали, что все идет как надо. Удивление вспыхнуло и угасло, отошло на второй план. Эви сейчас было не до поиска объяснений, ей в жизни не было так хорошо. Происходящее здесь затмевало ее прежние ночи, и ни один из ее любовников не умел предугадывать то, чего она хочет, до того, как она успевала об этом подумать. Эви, собиравшаяся поиграть с чужими желаниями, упустила контроль – или, скорее, с готовностью отпустила. Ей казалось, что ее несет горный поток, которому невозможно сопротивляться, да и не нужно это.
В какой-то момент Эви просто растворилась – в движении, в ощущениях, в удовольствии. От этого не было страшно, напротив, она никогда не чувствовала себя такой свободной. И даже когда мир стал постепенно возвращаться, это не разочаровало ее, потому что реальность принимала Эви в свои объятия уже отдохнувшей и счастливой, переполненной пульсирующим наслаждением. Это длилось долго, целую вечность…
А потом счастье отступило – и пришла злость.
До Эви наконец дошло, что Шестой обманул ее. С этим его умом, с неожиданным артистизмом… Он заставил ее верить, что она будет у него первой, потому что понимал: это заинтригует ее. Эви сейчас отказывалась вспоминать, кто из них что предложил, кто первым начал. Она ошиблась и злилась в основном для того, чтобы перекрыть смущение.
Она приподнялась на локтях и раздраженно посмотрела на Шестого, лежащего рядом с ней. Они оба были в его постели, хотя Эви в упор не помнила, как они оказались здесь, начиналось-то все возле стола. Должно быть, это произошло уже после того, как она потеряла контроль…
Теперь Шестой тяжело дышал от усталости, его глаза оставались закрытыми, но он точно не спал.
– Какого хрена вообще?! – возмутилась Эви.
– Твои перемены настроения и за флирт уже не сойдут, – тихо отозвался он, не открывая глаза. – Что случилось?
– Ты мне соврал!
– Я даже не буду спрашивать, о чем, как будто так сложно догадаться… Чтобы соврать, нужно хоть что-то сказать по заданной теме. Когда я пытался говорить, ты не особо слушала. Но даже если бы я сказал это… Было бы правдой.
– Даже не начинай! Я-то думала, что у такого калеки, как ты, женщин точно не было…
– Я бы тебя послал, но ты только что оттуда.
– Ну и сволочь же ты! – Эви раздраженно столкнула его с узкой кровати.
Шестой, впрочем, не обиделся, просто забрал у нее одеяло и устроился на полу.
– Пару минут назад ты не жаловалась, – только и сказал он.
– Да, я… Это как раз было нормально! Я просто не ожидала… Что ты умеешь…
