кроны прибрежных деревьев, над ними еще какие-то кроны, и все вместе складывалось в зеленую стену, которая упиралась, кажется, в красноватое небо и делила Салпу на лес и все остальное.
— Арнуми! — вдруг услышал Лук дрогнувший голос Нигнаса.
Брат трактирщицы встал и, приложив одну руку к глазам, другой показывал на северо-восток. Лук прищурился. В отдалении, где-то в трех или четырех лигах, бушевал пожар. Темными клубами вставал дым, иногда взметались языки пламени. И еще один столб дыма виднелся чуть севернее, и еще один, и еще. И на юге тоже стоял дым. Не дым сторожевых башен, горела какая-то деревня.
— Ну вот, — стянула с головы платок Арнуми и нашла взглядом побледневшего Лука. — Если у посланников иши достанет ума, то теперь тебя, парень, будут искать вольные со всего берега. Давненько нас так не накрывало…
— А разве у них нет мечей и луков, чтобы защитить собственные дома? — подал голос Курант.
— Есть, — кивнула Арнуми и медленно опустилась на скамью. — Но вряд ли ловчие иши пойдут выкашивать все поселения вольных, а пока есть возможность уйти, отсидеться, спрятаться, многие предпочтут именно это. Ты не забыл, что все, кто живет между Хапой и Блестянкой, однажды уже предпочли бегство? Теперь это у них в крови.
— А если некуда будет бежать? — не унимался Курант.
— Тогда и поговорим, — закрыла глаза Арнуми и махнула рукой. — Нигнас, правь к берегу. Нас могут увидеть.
Лодки разошлись, Лук снова налег на весла, но глаз с вздымающихся на горизонте клубов дыма не спускал. Смотрел, пока над головой не зашелестели ветви и лодка не погрузилась в сумрак.
— Первый урок, — негромко заметил Нигнас, — в лесу слушать, но двигаться так, чтобы не слышать самого себя. Мы в чужом доме, парень.
Лук кивнул, разглядел на носу второй лодки Саману с вытаращенными глазами, оглянулся и сам. Раздвинув спадающие до воды зеленые пряди, лодки вошли в сумрачный коридор. Зелень скрывала неширокую речушку, которая струила воды через россыпь водяных лилий и речной травы. Ветви деревьев сплетались над рекою зеленой галереей, внутри которой зудела мошкара.
— Вот. — Нигнас наклонился, сорвал пару желтых лилий, бросил Луку. — И девчонкам передай. Намажьте лицо пыльцой, иначе сожрет мошкара. Да не выбрасывай цветок, одного бутона на неделю хватит.
Желтое нутро лилии пахло гнилью. «И я бы не стал кусать такое, стань комаром», — подумал Лук, но лицо и руки намазал и тут же почувствовал облегчение. Только что лепившаяся на щеки мошкара теперь зудела, не причиняя вреда. Можно было посмотреть и по сторонам. Жаль только, что смотреть было не на что. Кустов вдоль потаенного притока Блестянки не наблюдалось, потому как те самые деревья, которые смыкали ветви над небольшим отрядом, когда-то и были кустами. Теперь они сплели не только ветви, но и корни, оставляя для собственных семян сомнительную судьбу унесенных течением к лучшей жизни ростков. Даже стволы деревьев теснились так, что, захоти Лук причалить лодку к одному из берегов, вряд ли бы он сумел протиснуться между побегов. Хотя кое-где виднелись узкие проходы, оставленные, вероятно, каким-то зверьем. В одном из таких лазов Лук даже разглядел морду кабана. Судя по всему, не пуганный человеком зверь чувствовал себя хозяином водопоя. Он смачно втягивал воду и с интересом косил взглядом на нежданных лесных гостей.
Лодки скользили по спокойной воде легко, иногда весла задевали глянцевые листья тех же лилий, но в тине не путались, время от времени речную гладь тревожила рыба. Постепенно река становилась уже. Вместо двадцати шагов ширины в ней стало едва ли с десяток. Лук даже подумал, что еще через пару лиг, миновав с пяток узких притоков, он начнет задевать веслами сразу два берега. Вместе с тем и течение реки стало более сильным. Теперь грести приходилось в полную силу, не просто подгонять лодку, а удерживать ее на стремнине. Зеленый коридор над головой никуда не делся, но вознесся на невообразимую высоту. Теперь кроны смыкали не переросшие кусты, а огромные деревья, которые дробили гигантскими корнями глыбы известняка и в некоторых местах перегораживали ими течение, словно черными щупальцами. Лодка преодолевала их без труда, но Лук, слыша скрип днища, вздрагивал. Вдобавок брызги, попадавшие на руки при попытках перетянуть суденышко через неожиданные преграды, оказались неожиданно холодны.
— Речка с гор бежит, — заметил с кормы лодки Нигнас. — Тут все речки бегут с гор. Горы, конечно, так себе. Не Восточные Ребра и уж тем более не Челюсти, лесом поросли до перевала, но все ж таки горы.
Лук хотел что-то ответить, но услышал негромкий вскрик Неги и обернулся. Девчонка обнимала за плечи Лалу и смотрела вверх. Между известковых берегов, которые в этом месте русла достигали десятка локтей высоты, лежал толстый, замшелый ствол дерева. На нем стоял смуглый человек. Он был совершенно обнажен, разве только на поясе его красовалась сплетенная из разноцветных нитей или шнуров лента, к которой крепилась полоса ткани, прикрывающая естество незнакомца. Все остальное тело человека густо покрывала татуировка, включая щеки, лоб и наголо обритую голову. В одной руке у человека было короткое копье, в другой — длинный лук. На плече висел тул со стрелами. Лук прищурился. Судя по всему, человек был гигантом. Даже Харас был ниже этого молодца на голову.
— Кто это? — прошептал Лук, когда незнакомец остался за спиной. — Дикий охотник?
— Некуманза, — ответил Нигнас. — Дикий охотник — это кто-то вроде нас с тобой, тот, кто отваживается забредать в Дикий лес надолго. Иногда годами живет в нем. А это некуманза. Народ леса. В лесу много разных племен. Все они сами себя называют некуманза. Некоторые знают язык Текана. У этого черная татуировка, он неопасен, если его не задирать. Земля отсюда до перевала считается между некуманза ничьей, но мы здесь все равно гости. Не слишком желанные, но терпимые. Тут можно строить дома, если не тревожить землю, ну то есть не устраивать фундамента, не выворачивать камни из земли.
— И почему же вы не строите? — спросил Лук.
— Тут нельзя жить, — сказал Нигнас. — Зимой приходят звери. Страшные звери. Если зима суровая и Блестянка замерзает, некоторые из них добираются и до поселка. А здесь они бывают и летом, но реже.
— А как же эти? — Лук показал на дикаря, который все еще стоял над потоком, уменьшаясь с каждым гребком.
— Эти привычные, — вздохнул Нигнас. — Но тоже боятся. Слышишь?
— Шум, — насторожился Лук. — Словно вода шумит.
— Приплыли, — кивнул Нигнас. — Дальше хода нет.
Деревья расступились, берега разбежались в стороны, образуя круглое, шириной в сотню
