скучал, и с недовольством заметил, что деньги имеют свойство заканчиваться. Их было нормальное количество, но лично ему уже некомфортно! Потому он почти перед самым отплытием сходил в магический магазин и купил того же качества бумагу. Уже ночью, когда Мира укладывалась на гамаке, Кон написал письмо отчиму с просьбой выслать ещё денег. Маме не понравится, но отец от нее прикроет. Да и заодно в подробностях описал свои дела и процесс путешествия.
‒ Мир, ‒ позвал Кон свою подругу, но та промычала что-то нечленораздельное, после чего он улыбнулся и, погасив свечу, поднялся на палубу. Там его письмо обратилось в птичку и упорхнуло по указанному адресу. А сам Кон наблюдал за ней и думал: «Как же я хочу домой». Все бы сделал за пироженное его бабушки. Корабль тронулся, а Кон так и остался стоять в задумчивости.
В это время в одной каюте от Кона и Миры пара тоже не спала. Мара откладывала на выброс ненужные ей тряпки, но когда Сайман заставил ее таскать свои мешки, она и сама решилась на столь страшную для девушки вещь.
Сидя на полу в позе лотоса и складывая строчкой свои вещи, она делила их на две кучи. Всё-таки нашла для себя компромисс ‒ ненужное просто отдаст Мире, а там выброс вещей на ее совести.
Когда она закончила, в мешке остались лишь косметика, резинки, пилка для рогов, и всякое по мелочи. Перед ней остался второй мешок с ее игрушками. Вот тут будет труднее. Ведь игрушки рассчитаны не только на нее, но и для партнёра, и когда такой появится…
‒ Сайман, ну можно я игрушки оставлю? ‒ начала конючить Мара, вытаскивая оттуда… Бусы с очень большими бусинами. И ещё без застёжки на шее. Порванные будто, и какой в них тогда смысл? ‒ Никогда не знаешь, с кем придется столкнуться. Даже ‒ когда! А этот вопрос самый главный!
‒ Зачем они тебе? В дороге все равно не до этого будет, ‒ сказал Сайман, взяв в руки странные бусы. Повертев их, он с брезгливостью отложил их, потому что подумал, в каком месте они могли побывать. ‒ Оставь себе одну, а остальное кинем за борт. Все равно только мешать будут.
Вот честно, он бы даже одну не оставил после того, как узнал, для чего они нужны. Еще в лесу он хотел по-тихому припрятать их в каком-нибудь кусте, но Мара вцепилась в мешок, как в нечто драгоценное. Хотя, если подумать, такие вещи и правда были на вес золота, потому что в их краях не достать. По крайней мере, Сайман не знал ни одного такого места. Он и не искал.
‒ Давай, давай, ‒ торопил он подругу, потому что хотел поскорее избавиться от этой срамоты. ‒ Выбирай, и я отнесу мешок.
‒ Ну как выбрать-то? ‒ оОна все вынимала и вынимала… Игрушки были небольшими, оттого и брали количеством ‒ их было очень много. И в основном больше для самого процесса, нежели для подготовки и возбуждения, типа наручников. ‒ Да и вообще, мы же не собираемся ночами ходить! Вот ночами и можно развлечь себя! Ну серьёзно, Сай, ты слишком правильный, чтобы понять истинную прелесть этих игрушек!
И тут Мара зарылась в мешке своем активнее, вынимая все больше и больше всякой гадости. В принципе её игрушки были почти одинаковыми. Иногда менялась лишь форма, толщина и конец, имитирующий… разное.
‒ Вот! ‒ Но в её руке вдруг оказалось кольцо. Странное, резиновое и с кучей усиков. Она протянула его Сайману и гордая своей работой рассказала: ‒ Это надевается на основание члена. Мои мальчики говорили, что ощущения просто бомбезные! Это не секс, Сайман, не думаю, что твои «святые» обеты будут нарушены!
‒ Фу, убери от меня свое непотребство, ‒ возмутился Сай и хотел просто оттолкнуть от себя ее руку, но вышло неаккуратно, из-за чего он выбил это кольцо у нее из рук. В принципе он не очень расстроился из-за этого.
Смотря на все эти гадкие вещи, которые призваны были развращать, превращать святой акт зачатия новой жизни в грехопадение, кривил носом, и выражение его лица было таким, будто его сейчас стошнит. Будь у него под рукой метла, сгреб бы все эти гадости обратно в мешок, да не спросил больше у Мары, а просто выкинул на дно морское, где им самое место. Чтобы у нее больше не было, чем соблазнять мужчин, да и самой соблазняться. А так ему пришлось делать это руками, из-за чего только сильнее отвращение испытывал.
‒ Все это ‒ изобретение нечестивых. Не предстало одинокой девушке заниматься подобными вещами и других совращать, ‒ бубнил он своим профессорским тоном. ‒ Вот выйдешь замуж, делай со своим мужем все, что душе угодно. А эти… игрушки, прости, богиня, должны быть уничтожены.
‒ Э… Эй! Ты что делаешь? ‒ возмутилась Мара, потеряв драгоценные секунды, пока смотрела на катающееся по полу кольцо. А когда обернулась, почти все было уже в мешке. Испугавшись, что Сай действительно исполнит то, что задумал, она схватила мешок и потянула на себя.
Её возмущению не было предела. Мало того, что она от души хотела ему помочь хоть познакомиться с красотами воздействия на чувствительный орган, плевок в душу получила и такое отношение.
‒ Прекрати, Сайман! ‒ чуть не плача кричала она. ‒ Как ты можешь так относиться к чужим вещами; к чужой святыне! Ты мне не папочка, чтобы говорить, что делать! Ты мне никто, Сайман, отпусти мои вещи и прими меня уже такой, какая я есть! ‒ Но его руки крепко впились в мешок, и тогда Мара пошла на отчаянный шаг. Она укусила руку Саймана, но так… легонько, действительно боясь причинить боль. Или, как она умела ‒ как умела только в постели.
‒ Ай! ‒ Сайман больше испугался, чем действительно пострадал. Он отпустил резко, что Мара чуть не упала по инерции. ‒ О тебе же забочусь, глупая!
Ее слова больно ударили по сердцу. Они не так долго знакомы, но Сай испытывал теплые чувства к Маре, как к хорошей девушке, хорошей подруге. А она, значит, считала его никем. На его лице отразилось все, что он думал по этому поводу: боль, печаль, даже капелька возмущения. Он ведь от чистой души хотел помочь ей, чтобы ее приняли люди и больше не пытались изгнать.
‒ Раз я для тебя ничего не значу, тогда делай, что вздумается,
