к восстанию, были подосланными предателями. Им мы обязаны ударом в спину. Бренин хотел нас сокрушить, ошеломить, поэтому не дал своим следопытам достаточно времени. Они не знали почти никого из участников заговора, кроме нас. Решительное выступление выдало бы всех с головой, но мы вышли из игры.
– Спасли их.
– Да. Но потеряли доверие. Следовало запастись терпением и начинать все с начала. И оказалось – изгнание стало нашей удачей. Правду говорят: не было счастья, да несчастье помогло. Собственно, ничего удивительного: если уж даже среди Детей Неба нашлись несогласные, что говорить о жителях Мунунда. После первых блистательных лет свержения монархии, когда правление Совета становилось все авторитарнее, у многих открылись глаза на истинную сущность Пастырей. Это были одиночки. Если они решались высказываться против, быстро исчезали. Недовольство зрело медленно. На открытое выступление не решались. Между тем, наверху «закручивали гайки». Двигаться и развиваться все могло только в указанном направлении, любое самовольство каралось. Причем нередко – вся семья. Чтоб неповадно было. Отлаженной машины, как ГУЛАГ, нет, но специальные тюрьмы существуют.
– Я уже не удивлена.
– Прости, что вываливаю все это. Но ты должна знать.
– Продолжай.
– Таких прозревших были сотни, но это капля в море. Плетью обуха не перешибешь – и они ушли в подполье.
– Они?
– Сейчас это уже целая организация со сложной системой, рассчитанной на то, чтобы каждый человек, даже при самом плохом исходе, мог выдать лишь маленькую ячейку этой сети. Конечно, есть и лидеры, известные узкому кругу агентов, и жизнь их тщательно охраняется.
– Вы нашли их? Нашли эту организацию?
– Они нашли нас. Пару лет присматривались: не хитроумная ли ловушка наше изгнание.
– А вы не хотите ко мне присмотреться?
– Уже, – и, отвечая на мой удивленный взгляд, – не стоит к этому возвращаться. Ты с нами. И это не просто козырь, а надежда на возможность относительно мирной победы.
– Что это значит? Вы хотели их… О, нет.
– Думаю, ты не совсем понимаешь, чем рискуем все мы, – нахмурилась Кристина.
– И все равно… Это… Вы не могли сами так решить. Наверняка, те самые лидеры.
– Я не знаю, какой план у них был до нашего вступления в организацию. И сейчас никто не может поручиться, что не будет жертв. Пастыри не отдадут власть добровольно, даже рискуя жизнью.
– Теперь уже нет смысла об этом говорить. Мы знаем, что геласер управляет ими. Не будет камня, они… Вот увидишь – они словно очнутся.
– Мне очень не хочется тебя огорчать, но речь не о безвольных марионетках, что бы ни говорило послание. Да, возможно, геласер влияет на своих хозяев куда сильнее, чем мы раньше думали, но ведь не лишает силы воли. Скорее, проявляет сущность человека. Его подлинные желания.
– Что же вы собираетесь делать?
– Революцию, – улыбнулась Кристина. – Вернем управление страной ее народу. Ситуация очень сложная. Большинство верят Пастырям и любят их, потому что не знают правды. Значит, действовать придется очень быстро и вести наступление с двух сторон. Обезоружив носителей геласера, надо будет объяснить все людям. Это наша задача. А ты – самый убедительный аргумент.
– Хорошо. Я ведь и сама думала о чем-то подобном. Сыграю эту роль при одном условии: мы сделаем все возможное, чтобы никто из… Пастырей не пострадал. Иначе я вам не помощник.
Кристина какое-то время молчала, глядя на меня, потом открыла ящик стола и вытащила коробочку с несколькими безделушками.
– Этот браслет подарила мне подруга – молоденькая девочка. Недавно вышла замуж. Оба – в организации. Что я должна им сказать? Рискуйте, подставляйтесь под пули, если нужно – отдайте жизни, лишь бы не было угрозы для Пастырей? Ты никак не поймешь. Это не игра. Не ссора, не размолвка или непонимание. Это война! Никто не может ничего гарантировать. Никому. Если не хочешь играть по этим правилам, найди свой путь. Но ответить должна сейчас. Я поверю твоему честному слову. Знаю, что не расскажешь об организации. Но если ты не с нами, больше о ней не услышишь. Можешь подумать.
– Незачем.
– И что ты скажешь?
– Пойдем завтракать.
Признаться, их планы меня покоробили, но иного пути я не видела. К тому же понадеялась, что мое участие поможет избежать самого страшного.
Днем Кристина отсыпалась за ночную смену, а потом мы вместе взялись за праздничный ужин.
– Что отмечаем?
– Твое возвращение.
– Даже как-то неловко.
– Если ты такая скромная, – рассмеялась она, – можно вспомнить, что вчера был Хааф, а мы забыли отметить.
– Что это?
– Первое полнолуние лета. Очень веселый праздник. Раньше, еще до смены лунного календаря на официальный, пару сотен лет назад, вся жизнь людей, не только фермеров, согласовывалась с природными ритмами. На Хааф юноши и девушки заключали уговор – что-то вроде помолвки. Они брались за руки и обходили вокруг храма, считаясь с тех пор женихом и невестой. Если чувства не менялись, через четыре месяца – на осеннюю луну – играли свадьбу. Если передумали, обходили еще раз храм и расставались – никто был не в обиде.
– Красиво.
– Сейчас такие обычаи забыты. Все стало проще. Кстати, «День единения», на котором ты присутствовала, обычно на Хааф попадает. Стараются так вытеснить старые традиции. Удивительно, как они успели так быстро подготовиться. К тому же нам рассказывали, что зрелище было грандиозное, роскошнее прежних.
– Что ж… Думаю, руководителям были даны недвусмысленные указания. Теперь я понимаю, что те дни разыграли как по нотам: и книги «нужные» ждали в библиотеке, чтобы заинтересовать темой. И Дима не просто так меня «забыл» там. Да и вообще…
– Полоцкий в первую очередь старался ради сына. Дима действительно очень тосковал. Первое время, когда мы еще были вместе, он сблизился с Дашей. Наверное, ему было легче говорить о тебе с ней, чем с кем-нибудь еще. Но пропали все надежды на возвращение, он замкнулся и с головой ушел в дела.
– Мда, теперь я знаю, что за «дела». Сначала он туманно говорил о строительстве. Не хотел, видно, отпугнуть.
– Строительство в том числе. Военных объектов. Баз. Ох!..
Она бросилась к печке спасать основное блюдо, а я вернулась к салату.
Мы едва успели со всем управиться к приходу ребят.
– Осваивайся, – сказал Женя, когда прозвучал первый тост (он был в приподнятом настроении). – С работой быстро не получится, а вот перестановкой займемся уже сегодня. Надо же тебе где-то спать.
– Уберем стол из моей комнаты, тогда влезет еще раскладушка, – предложила Даша и подмигнула мне. – Ты ведь не против жить со мной?
– У тебя и так крохотная комната.
– Другого места нет, – кивнула Кристина. – Я бы
