он горько усмехнулся, глядя в огонь камина. — Не могу больше носить это в себе. С того момента, как ты появилась здесь, все перевернулось вверх-дном. Наверное, пришло время для исповеди, так ведь говорят, когда года подходят к концу? — он спросил риторически, поднимая лицо к потолку, и будто бы обращаясь к богам. — Слушай, Улва. История будет длинной.
Глава 39. Непростительная ошибка
— Твоя мать была мне женой десять долгих и счастливых лет. Может быть, лишь я считал их счастливыми, кто знает?
— Вашей… женой? — промямлила я, окончательно и бесповоротно теряясь.
Лорд кивнул не глядя, чувствуя на себе мой пораженный взгляд.
— Да, леди Линда Монрайт. Ее настоящее родовое имя, а герб — роза в шипах. — Будучи далекой от иерархии и ее представителей, я не вспомнила ничего об этой семье, и поэтому вновь промолчала. — Мы, быть может, любили друг друга, во всяком случае я. Но счастье опьяняет. Все становиться простым, понятным, без причуд и резких поворотов. И моя любовь к Линде с каждым годом становилась все такой же ясной и предсказуемой. В этом и была моя ошибка.
— Вы, наверное, ошибаетесь. Моя мать не была…
Договорить я не смогла, понимая, что ничего о ней не знаю. Совсем. Папа не ответил ни на один мой вопрос, отмалчиваясь, или отделываясь общими фразами. Красивая, умная, веселая… И это все. Даже описать ее он мне не мог, и мама стала для меня придуманным образом, который я собрала из собственных фантазий и желаний.
Я ничего о ней не знала.
Прочитав это на моем лице, Его Светлость грустно дернул уголком губ, продолжая свое признание:
— Из здесь присутствующих только я знаю, какой она была на самом деле. Слушай, и не перебивай, дитя. Я допустил ошибку, которую нельзя допускать, когда кто-то отдал тебе свое сердце — я забыл об этом, — рыкнул он, тихо и отчаянно. — Я забыл! И разжал свои пальцы, разбив ее доверие.
— Я не понимаю…
— Я изменил ей. И она узнала. Я верил, понимаешь, искренне верил, что моя ошибка не разрушит наш брак, но я ошибался. Как никогда раньше. С того дня, как она узнала, — он вновь отвернулся, пряча застывшую боль в глазах. — все пошло прахом. Она все чаще молчала, становилась бледнее, высыхая на глазах, и не отвечала на мои вопросы, будто бы я умер для нее тогда. Смотрела, и не видела, полностью погрузившись в мое предательство. А потом ушла. Собрала небольшой скарб, оставив после себя все, как оно было, и ушла в никуда. И, я нашел ее. Очень быстро нашел. В объятиях другого.
— Вы сами виноваты, Ваша Светлость. Не вижу причин вас оправдывать, — говорить было тяжело, но проглотив комок в горле, я сказала то, что думала.
— Вновь перебиваешь, не дослушав, — укоризненно сказал он. — Я должен был отпустить ее, сам был виноват и вину свою признавал. Только вот…
— Что?
— Через семь месяцев родилась ты.
— Откуда вы знаете, что речь обо мне!?
— Я следил за ней и ее мужем, — легко признался он, не скрывая лукавой ухмылки. — Не мог просто перестать, и проститься. Каждый день отправляя людей следить за ней, присматривать, рассказывая мне, о том, что заметный животик уже натянул ткань платья.
— Вы…. Вы….
— Молчи и слушай, упрямица. Потом будешь проклинать меня, а пока умолкни, — бросил он, отмахнувшись от моих возмущений, так и не сорвавшихся с губ. — Она говорила всем вокруг, что родила раньше срока, от своего нового мужа, и однажды они просто сбежали. В Киседей. Я все это время думал, что они там.
Он до скрипа сжал кулаки, и я сглотнула от подступающей паники, и замерших в глазах слез.
— И вот ты, являешься к моим дверям, под ручку с Хидай. Молодая, красивая, и глупая.
— Вы не смеете…
— Смею! Я смею! Потому что теперь, глядя на тебя, я могу с уверенностью сказать — ты МОЯ дочь, Улва. Моя! Не его! Она наврала мне, наврала…
— Нееет, не может быть! Такого не может быть! Отец всегда говорил, что я похожа на мать!
— Твоя мать была голубоглазой блондинкой! — едва сдерживая рычание, выкрикнул он, и опустил лицо в подставленные ладони. — Она соврала. Соврала мне.
— Ложь!
Вскочив на ноги, Его Светлость дернул меня за руку, едва не волоком таща по натертому паркету. Подтолкнув меня к зеркалу, крепко обхватил печи ладонями, чтобы не убежала, и стоя сзади, сказал:
— Смотри! Смотри, Улва!
Взгляд зацепился за отражения в зеркале, и мир вокруг посыпался на землю звенящими осколками, ранившими кожу. На меня смотрела испуганная и бледная я, у которой дрожали губы, а темные глаза лорда сверлили мое лицо, которое было… таким похожим.
Та же линия подбородка, нос, цвет волос, что напоминал отливающее воронье перо, за исключением возрастной седины лорда. Даже губы были с той же ямочкой над верхней губой, только более выраженной от прожитых лет.
Я металась взглядом, не понимая, как можно отвергать очевидное, и слезы уже горячими полосами расчерчивали кожу щек.
Невозможно… Это невозможно…
— Значит, они вернулись из Киседея практически сразу, — уже тише, но все так же надрывно, сказал лорд. — Спрятались у меня под самым носом. Все эти годы я верил, что остался один. Потерял жену, возможных детей, которых мы так хотели. И вот ты. Ты. Здесь.
— Нет… Нет-нет… — шептала я, но он даже не слушал, продолжая:
— Моя кровь и плоть. Дитя любимой женщины, зачатое еще до моей роковой ошибки. Где твоя мать сейчас, Улва? Где!?
— Я не знаю!
— Где она!? Говори!
— Я не знаю! — кричала я, пошатываясь на дрожащих ногах. — Я никогда ее не видела! Никогда!
Отпустив меня из своего плена, он отошел, словно очнувшись ото сна, и лихорадочно заморгал.
— Прости меня. Прости. Я… надеялся.
— Я не знаю! Не знаю! — кричала я, чувствуя, что истерика подбирается ко мне на мягких лапах.
— Я понял, — мужчина кивнул. — Я рад, что хотя бы ты здесь. Пусть семью мне вернуть не удастся, я хотя бы буду знать, что у меня есть дочь.
— Нет у вас дочери! Я Улва, дочь Ригорна и
