моя невеста, должна соблюдать беспрекословно, — я возмущенно нахмурилась, не решаясь спорить. — Первое: не лги мне. У каждой твоей лжи, даже белой, есть последствия. Второе: слушайся меня, и да будет тебе счастье. Почему в постели с тобой договориться куда проще, чем в жизни?
Мягко перехватив мои ладони, он вывернул их за спину, напоминая, как беззащитна я была ночью, доверяя ему себя в таком остром вопросе, как близость.
Сжав мои руки в замок за спиной, он прижал мою спину к своей груди и свободной рукой обхватил горло, чуть сдавливая его.
— Я хочу ухаживать за тобой, но не терплю, когда мои старания обесценивают.
Он вновь был главным, и от его властности у меня подкашивались ноги и дрожали колени. Аксар доминировал, порабощал, не нарушая границ, и не причиняя боли, только демонстрируя, как ему нравится мое послушное доверие.
— Я не хотела тебя обидеть.
— Тогда померь платья, что принесет тебе Джози. Выбери те, которые придутся по душе. Одно, два, десять, не важно. Все, которые понравятся. Мы поблагодарим мастерицу, и поедем дальше смотреть столицу. А когда вернемся обратно в резиденцию, запремся в нашей спальне, и я поблагодарю тебя за чудесно проведенное время.
Его глаза сверкали так полно, что я поняла о какой благодарности идет речь без дополнительных слов и действий. Он повторит все, что было этой ночью, может привнесет в нее что-то новое. И мне без сомнения понравиться, как бы не сковывало меня смущение.
И он это знает.
— Ты будешь послушной, Улва? Скажи мне. Я хочу услышать твой ответ.
Пальцы на горле мягко развернули голову к плечу, позволяя мужчине видеть мое лицо.
— Я буду… послушной.
Как прыжок в пропасть.
Глава 38. Роза и ее знакомства
Дни в гостях у Его Светлости тянулись слишком медленно.
Я могла только сказать большое «спасибо» Аксару, за то, что иногда крал меня ранним утром, и до позднего вечера выгуливал по городу, показывая все достопримечательности столицы.
Письмо Фи я написала в первый же вечер, и с позволения камердинера, сунула желтый конверт в руки гонца, обещавшего доставить точно по адресу. В конце концов, я не хотела бы, чтобы она волновалась, и лучше было бы предупредить женщину, заботившуюся обо мне столько лет.
Придворные дамы теперь обходили меня стороной, стараясь незаметно потереть отшлепанные темной ночью ягодицы, шипя, и не по-дамски ругаясь. Теперь для них я стала такой же невыносимой дикаркой, как и Аксар, и они всячески кривили носы, замечая меня в просторных коридорах.
Мне было исключительно смешно за этим наблюдать. За что боролись, как говорится….
Интерес не потеряла только Лили, тайком провожающая меня взглядом, и откровенно трусившая пойти на сближение. Она иногда мялась, стараясь сесть поближе ко мне на вечерних ужинах, и старалась случайно оказаться в одном месте, невинно улыбаясь, и прикусывая пухлые ангельские губы.
Девушка действительно была красива, и смотреть на лебединую грацию, слушать тонкий журчащий голос иногда было крайне… завидно. Я резко контрастировала с аристократками, и даже платья Джози, от которых на меня посыпались завистливые взгляды, не спасали ситуацию.
Дикарка. Беднячка. Извращенка. Чего я только не услышала о себе за последние недели.
Иногда Аксар оставлял меня одну с раннего утра до позднего вечера, исчезая по заданиям Его Светлости, который продолжал внимательно и цепко рассматривать меня при любой возможности. Мне было одиноко без Черного Зверя, и в один из таких дней, я забрела в пустую гостиную, заставленную по периметру книжными шкафами, с широким камином и мягкой софой.
Решив, что для того чтобы отсидеться, лучшего места и не придумать, я порыскала взглядом по разноцветным корешкам книг, и вытащила маленький томик женского романа. Потертые страницы встретили меня множеством чужих воспоминаний за проведенным в чтении временем, и я улыбнулась, понимая, что кто-то очень любил эту историю. Кто-то аккуратно переворачивал странички, гладил их, держа томик в руке, и пропадал в мире романтических фантазий.
Устроившись на софе, я поджала под себя ноги и бросилась в вымысел с головой, не заметив, как пролетело время, пока дверь, скрипнув, не открылась, и в гостиную не вошел Его Светлость.
Он явно не ожидал меня здесь увидеть, что было взаимно, но пережив несколько секунд удивления, я вскочила и поклонилась, поприветствовав хозяина дома.
— Почему ты не во дворе? Леди Розе проводит урок по вышивке цветами.
— Простите, я плохая мастерица, решила не тратить чужое время.
Мужчина взглянул на меня с некой теплотой, но смахнув это ощущение, приосанился, тряхнув темными с проседью волосами.
— Чем заняты, юная леди?
— Читала. Простите за нескромность, но я позволила себе взять эту книгу. Я обязательно ее верну!
Лорд опустил глаза на обложку обтянутую рубиновой тканью, и устало выдохнул.
— «История темной розы и ее опасные знакомства», — прочитал он. — Ее любимая книга.
— Простите?
— Любимая книга, — он вновь посмотрел на меня, и на самом дне темных глаз мелькнул огонек, бликом отражаясь от радужки. — Она всегда читала ее, когда настроение было ни к черту. Верила в то, что на этот раз Роза выберет нужного мужчину, но, как и в жизни, герои совершают ошибки.
Не понимая, о чем он говорит, я вежливо молчала, позволяя лорду высказаться, и он не заставил себя ждать:
— Линда была такой же мечтательницей, простой и сложной одновременно. Казалась взрослой и любила дурачиться, как малое дитя. Смотрела на меня иногда так, что сердце замирало, и улыбалась. Так же, как улыбаешься ты.
Окончательно потеряв суть, я только приоткрыла рот, хлопая ресницами.
— Знаешь, что означает имя Линда на эверийском? — мужчина сделал несколько шагов, и сел на край софы, теперь глядя на меня снизу-вверх.
— Нет, Ваша Светлость.
— Оно означает «туман». Танна.
Услышав имя матери, я испуганно замерла, забыв, как правильно вдыхать, и до боли в ребрах, иссушив легкие. Его Светлость, казалось, был спокоен, но я видела, как потемнело его лицо, как морщинки у глаз прорезались четче, подчеркивая поджатые и пересохшие губы. Он ждал моей реакции, но не дождавшись, постучал ладонью по софе, приглашая меня присесть:
— В твоей голове роятся вопросы. Много. И у меня есть на них ответы, но ни один из них тебя не успокоит, Улва.
— Тогда… зачем тогда вы заставляете меня спрашивать?
— Это мой эгоизм. Считай так. На старости лет, решил стать жестоким, —
