Книга Избранница Дикой Охоты - Мари Дюкам

Снег повалил с неба такой плотной стеной, что стало трудно различать стволы деревьев. Рейнар не растерялся: подчиняясь его воле, снежные вихри уступали нам дорогу, но тоже самое делал и повелитель.

— Агата, нужно что-то другое!

Я вжалась в конскую шею, закрыла глаза. Думай, Агата, думай! Нужно скрыться, спрятаться.

— Убежище… Мне нужно убежище, скрытое от всего света!

Я выдохнула заветные слова в мокрую от пота гнедую шерсть, и вдруг под копытами лошади зажглись огоньки. За спиной свистнула стрела, тихо охнул Рейнар, вдруг навалившись на меня всем телом. Поводья повисли, и я еле успела их перехватить. Думать было некогда, и я пустила хрипящую лошадь по петляющей дороге из светляков.

Из последних сил мы пролетели ещё сотню метров, когда впереди выросла стена, отделившая кусок леса, словно зеркальной плитой. В ней отражались всадники, уже почти нагнавшие нас, и дорожка из огоньков, уходившая дальше за преграду. Затормозить я не успевала, а потому мы на всей скорости влетели в собственное отражение.

Пахнуло прелой листвой. Ветер перестал жалить щёки холодом. Я обернулась крикнуть Рейнару, что мы сумели, как вдруг вжикнула стрела. Лошадь взревела от боли, встала на дыбы, и мы кубарем полетели на землю.

* * *

От падения кружилась голова, ушибленные рёбра болели. Я перевернулась на живот, пытаясь сфокусировать уплывающий взгляд. Под ладонями мягко зашуршали листья.

Усилием воли я заставила себя приподняться на руках, оглядеться. Бедная гнедая лежала в паре метров правее, её тяжёлое дыхание эхом отдавалось в ушах. Из крупа лошади торчала стрела со знакомым чёрно-белым оперением. Но где Рейнар? И куда делись всадники?

Шипя от боли, я кое-как села, осмотрелась и похолодела от ужаса. Магическая стена с этой стороны казалась стеклянной, за ней бушевала метель. Чёрные силуэты, спешившись, настороженно изучали преграду.

Рейнар лежал на боку у самой границы снега, а над ним замер Хейдрек. Если всадник перевернётся на спину, то выкатится прямо ему под ноги. Сердце обезумевше заколотилось в груди. Стоит повелителью пройти через преграду, и нам конец. Но секунды текли одна за другой, а Хейдрек всё стоял на месте. Он снял шлем, снежинки падали ему на плечи, застревали в белых волосах, таяли на щеках. Холодный взгляд пристально изучал лес перед собой, словно не видя ни нас, ни даже собственного отражения в магической стене.

Надо оттащить Рейнара и убираться отсюда, пока есть шанс.

Я медленно поползла по-пластунски, стараясь не сильно ворошить опавшую листву, но всё равно каждое движение сопровождалось закладывающим уши шелестом. Главное — не думать о фигуре в алом плаще, к которой с каждым мигом я становилась всё ближе и ближе.

Наконец, пальцы наткнулись на рукав куртки Рейнара. Боясь лишний раз вздохнуть, я села и оглядела моего спутника. Лицо на фоне чёрных крашенных волос казалось мертвенно бледным, тонкие губы посинели, глаза под полуприкрытыми веками не шевелились. Я спешно ощупала его грудь, руки, спину. Шерстяной плащ, на который всадник сменил свой алый, стремительно пропитывался кровью: под ключицей торчала стрела. Липкими, мокрыми руками я зажала рот, чтоб не взвыть от горечи. Рейнар умирал.

Трясущимися пальцами сорвала накидку со своих плеч, прижала вокруг раны, понимая, что всё без толку. Его убивало даже не проклятье, а просто попытка защитить меня. Вспомнилось, как Рейнар предсказывал подобный исход, но я продолжала глупо верить, что сумею сбежать от судьбы. И вот результат.

— Рейнар, ты меня слышишь?

Голос Хейдрека звучал как треск льда: хлёсткий, завораживающе-потусторонний. Чувствуя, как глаза затягивает горячая пелена слёз, я упрямо прижимала ткань к ране. Надо оттащить всадника хоть на несколько шагов от границы, попытаться вытащить стрелу, а потом как-то зашить спину. Я думала над этим, пока пробовала волочь его то так, то этак, — и осознавала беспросветность затеи. У меня нет ни иголки, ни ниток, нет даже спирта для дезинфекции. Рейнар умрёт или от потери крови, или от моих неуклюжих попыток его спасти.

Но остановиться и бросить его тут я не могла.

— Циса утверждает, что ранила тебя, — продолжил повелитель ровным голосом. — Надеюсь, ты выживешь. Только я могу распоряжаться судьбами всадников Дикой Охоты.

Хотелось закрыть уши, чтобы не слышать безразличие, сквозившее в каждом предложении. Я всё-таки сумела перекатить Рейнара на другой бок, уложить на свой плащ и отволочь на пару метров от границы, чтобы случайно не перевернуть его на спину. Отдышалась, соображая, что делать дальше. Лошадь! Я бросилась к затихшей уже гнедой. В чересседельных сумках нашлись нож, фляжка с вином, чистая рубаха, тут же пущенная на тряпки, и даже пара коротких иголок: явно для штопки ткани, а не человеческого тела, но выбора не оставалось. Дрожащими руками я принялась распарывать куртку на спине всадника. Господи, только бы не зарезать его окончательно!

А Хейдрек всё не унимался.

— Приведи мне девушку, Рейнар. Только я могу обуздать такую силу, ты знаешь. Приведи её, и я закрою глаза на столь вопиющее неповиновение. Да, тебе придётся доказать свою верность, но я дам шанс, обещаю.

Какое великодушие, мать твою! На языке чесались самые отборные ругательства, какие я только знала, но отвлекаться было нельзя.

Кое-как распоров куртку, я окатила спину всадника вином, плеснула себе на руки. Хотела глотнуть для храбрости, но не стала: только шума в голове мне не хватает. Прикинула направление засевшей стрелы, потом кое-как отломала хвост. Каждое моё движение заставляло рану ещё больше кровоточить, но предстояло самое страшное: надавить на древко, чтобы наконечник вылез из груди. Руки одеревенели от холода и липкой крови, но меня бросило в жар только от одной мысли об этом. Я отчаянно взмолилась всем богам, чтоб не проткнуть лёгкое.

— Ты спятила, Агата. Убьёшь же его вот этими своими руками… — прошептала, нажав на стрелу.

Рейнар застонал от боли, я чуть не лишилась сознания, но всё-таки закончила начатое.

— Ты не спасёшь её, как не мог спасти Алируну, — после долгой паузы вдруг сказал Хейдрек — я уже успела о нём позабыть. — Жена повелителя Дикой Охоты должна отдать магию и умереть.

Мне послышалось, или в его голосе впервые прозвучала грусть?

Отшвырнув стрелу прочь, я зажала обе раны чистыми тряпками, тут же окрасившимися в чёрный. Так, зашить одну, потом вторую — проще простого, как носки штопать. Соберись, Агата, давай!

Пальцы плохо слушались, но я всё равно кое-как стянула вытащенной из той же рубашки ниткой сначала ужасную дыру на спине, а потом разрез на груди. Кровь