Сердце билось так сильно, что я почти не слышала окружающих. Паника нарастала — о чем я только думала, подсыпать травы в вино у них на глазах, заметят же! Руки тряслись.
— Вы хорошие друзья?
— Тебе-то что? Заканчивай уже с вином.
— Хочу узнать, как веселиться будем? Вы выглядите, как мужчины, что долго продержаться.
Они выгладили как ребята, которые, если и смогут что у себя поднять, то закончат сразу, как вставят, а думали о себе-то наверняка, как о призовых жеребцах!
Крыса медленно растянул свою пасть в улыбке.
— А девка-то и впрямь толковая! Не везде таких затейниц встретить можно, хотя выглядит — ни кожи ни рожи.
— Да она только с дороги. Отмыть, намалевать — и сами развлечемся, и денег заработаем, с ее-то аппетитами.
— Нет! Я против! — закричал Лысый. — Еще девку не хватало с вами делить, и так еду и постель делим!
Пока мужланы кинулись обсуждать детали предстоящей ночи, и мою будущую работу на них в качестве продажной девки, я потянулась в вину. Медленно, не отрывая восторженного взгляда от Зловонного. В писаниях, мученицы и святые прошлого, оказавшись в подобных ситуациях, всегда стойко отстаивали свою веру и чистоту, не опускаясь до трюков и обмана. Мне же больше всего хотелось всадить нож в горло Зловонного и его дружков. Правильно говорил отец Госс, если долго не посещать храм, злые мысли, насылаемые демонами, захватят полностью. Надо помолиться, да поскорее. Вот только закончу с мерзавцами.
Взяв кувшин свободной рукой, я отпила, а затем обнялась с ним, прижав к груди. Подняла вторую руку к волосам. Положила на стол. Травы не были ядовитыми или желчными, но, казалось, обжигали. Приложила вторую руку к кувшину. Еще мгновенье, и…
— Эй, чего ты в бутылку положила? — рявкнул Лысый.
Какой внимательный оказался. Думала, он сильнее будет увлечен спором со своими друзьями. Я глупо посмотрела на кувшин. Моргнула. Отпила вина, потрясла его, перемешивая с травами.
— Подсыпала?
— Хватит, Жан. Везде заговоры видятся. Да что такая девчушка туда подсыпать может? — возразил Зловонный, и я поскорее прижалась к нему, отвлекая. Чем дольше травы лежали в вине, тем быстрее действовали.
— Не беспокойся, — Зловонный вновь стиснул мне ногу, и я вздрогнула от отвращения. — Ты эту ночь надолго запомнишь.
Так же надолго, как я запомнила первый раз, когда выгребала говно из свинарника. До сих пор, как вспоминаю, запах мерещится, сразу в реку хочется окунуться.
— Наверх? — Зловонный встал, и потянул меня за собой. — Ради такой ночи, я даже комнату снять готов.
— Такой щедрый! — вместо привычного страха меня обуяла безумная лихорадка. Я зашла так далеко, позволила трогать себя, терпела их общество не для того, чтоб сейчас оставить вино на столе. — Даже вино не допили! Раз сами не будете, может, еще бутылочку мне купите?!
Лысый схватил бутылку и сделал несколько глубоких глотков, делясь с друзьями.
— Девка права, не оставлять же добро, за которое заплатили.
Наскоро они распили остатки, и поднялись. Дали пару монет мужичку, что сидел у лестницы:
— Нам с надежной кроватью, дед, — тот, даже не взглянув на них, кивнул, и медленно поплелся на второй этаж. Я кинула взгляд на трактир — Анет, сощурившись, смотрела на меня. Я слабо улыбнулась.
Стоило двери закрыться за дедом, как я моментально пожалела о своих действиях. О чем я только думала? Надо было просить помощи у Анет, кричать на весь трактир, авось Джон с Этьеном услышали бы.
Вот же я глупая, глупая девчонка!
Остался только страх. Я метнулась к двери, но Зловонный перехватил меня, и бросил на кровать. Опять все как с бароном — бессилие, страх и отвращение обращают в камень. Даже закричать я бы сейчас не смогла.
— Ты куда, красавица? Внизу такая смелая была, наедине тоже не стоит стесняться. Сейчас начнем, сама о продолжении просить бу. будешь.
Его рука соскользнула с завязок брюк, и он плюхнулся на кровать.
— Что? — Крыса недоуменно смотрел на друга, но тоже облокотился на стену и медленно по ней сползал. Только Лысый с яростным криком бросился на меня. — Тварь?! Какую отраву ты в вино добавила?!
Он вцепился мне в горло, ну сила утекала из его рук с каждым мгновеньем. Я брыкалась, как могла. Со стороны, драка, наверняка была чем-то непримечательным, но я никогда раньше ни с кем не дралась. Теперь страшно не было. Я била там, где больнее, выдернула последние клочья волос Лысого. Я едва видела его: перед глазами были то злое лицо Тука, то отвратительная улыбка барона. И теперь я могла защититься. Полностью потеряв силы, Лысый, как и его приятели, заснул. Сильные сонные травы, смешанные с дурманом, действовали быстро и надежно. Я скинула Лысого на пол, и привела себя в порядок. Руки дрожали, но на этот раз от восторга. Смогла! Пусть глупо, но смогла! Впервые не сбежала, не промолчала.
Я едва успела застегнуть платье, как в комнату ввалились Джон и Этьен, с мечами наголо. Этьен запнулся у валявшегося у стены Крысы и едва не упал.
— Что? — Пока Джон оглядывался, Этьен вложил меч в ножны и громко хлопнул в ладоши.
— Браво! Мария, ты интереснее с каждым днем! Как жаль, что я пропустил все представление — расспрошу потом милую Анет. Она о тебе беспокоилась, но, видно, зря.
Собравшись с мыслями, Джон убрал оружие и подошел ко мне, с тревогой осматривая.
— Ты в порядке? Они ничего тебе не сделали?
— Не успели, — губы сами собой растянулись в улыбке и смех, что кипел где-то внутри, освободился. Я радостно рассмеялась. — Не успели! И не смогли!
Я вскочила и пнула Лысого.
— Я-то, дурак, опасался нашего Джона, и его праведных порывов. И совсем упустил из тебя, с твоими большими невинными глазами и желанием помочь каждой встречной душе. Ох, Мария, не получится с лекарством — не переживай. Травить людей у тебя получается ничуть не хуже, и навык этот и востребованный, и окупается хорошо.
Джон все смотрел на меня, будто не мог поверить, что я в порядке. Но не прикасался.
— Я поеду с тобой.
— Я могу себя защитить, — я кивнула на сваленных на пол мужланов.
— Верно. В этот раз смогла. Но я с ума сойду, думая о том, что когда-то тебе не хватит получаса. Их ведь трое тут, Мария. Как ты планировала бороться с ними, если бы твои травы не подействовали? У тебя хотя бы нож есть с собой? — Джон не отрываясь смотрел на меня, и взгляд его горел тревогой.
Нож лежал на столе внизу,
