думать сугубо в одном направлении.
Стук в дверь быстро вернул меня в суровую реальность.
Попыталась было отшатнуться от Виргила, но рук он не разжал, только поцелуй прервал.
На пороге спальни стоял Филипп и взирал на нас… взирал, в общем. Рука его замерла возле деревянного полотна распахнутой створки.
Точно, Виргил же дверь не закрыл.
И нынче смотрел на моего сочетаемого с вальяжным благодушием человека, не видящим в оппоненте ни препятствия, ни угрозы, ни сколько-нибудь значимой персоны.
И до меня дошло.
— Ты специально это сделал?
— Что сделал?
— Это! — я ткнула пальцем в сторону двери и Филиппа.
Не иначе как решил сразу обозначить своё место в гаремной иерархии. Он не сочетаемый, но ко мне куда ближе, чем Филипп… во всех смыслах, ага.
— Ты… — не найдя приличных слов, я пихнула его кулаком в грудь.
Виргил неспешно выпустил меня из объятий, поймал мою руку и поцеловал пальцы, проникновенно глядя мне в глаза.
— Пойду посмотрю, не едет ли Майя, — и, оставив мою конечность в покое, вышел из комнаты.
На пороге притормозил, глянул с чувством превосходства на Филиппа, и тот отступил, пропуская хозяина дома.
— Ты что-то хотел?
— Мне всегда казалось, что едва адара выбирает сочетаемого, как другие мужи становятся ей неинтересны… даже если речь идёт о более чем одном сочетаемом, — чего в удивлённом голосе Филиппа не слышалось точно, так это намёка на ревность.
А с другой стороны, с чего бы вдруг ему ревновать?
— Ну, как сказала Трина, это связь, а не привязь.
— Но он?!
— Оно само как-то вышло, — призналась я.
— Что ж, — в отличие от Виргила, дверь Филипп закрыл, — полагаю, нам следует поговорить, прежде чем… все мы пойдём дальше.
И настроение у него и вполовину не такое игривое, как у Виргила.
И мой настрой, что характерно, вмиг преисполнился мрачного ожидания какой-нибудь подставы гадской.
— Тоже скажешь, что мне не следует соглашаться на предложение Майи?
— Не скажу, — Филипп подошёл к окну, наивнимательнейшим образом оглядел улицу, словно видел её в первый раз.
— То есть тебе пофиг?
— Что? А, это значит «всё равно», да?
— Угу, — всё-таки две недели жизни бок о бок принесли свои плоды и сочетаемые научились понимать некоторые мои словечки, непереводимые на местный язык.
— Нет, мне не всё равно, — покачал головой Филипп. — Однако, полагаю, Люсьен и Виргил уже сказали тебе куда больше по этому вопросу, чем мог бы добавить я. И поговорить я бы хотел не о затеянной Майей авантюре, пусть она и является одной из причин, побудивших меня к этой беседе. Каждый из нас понимает, что согласишься ли ты, откажешься, успешно выполнишь требуемое Майей или всё пойдёт прахом… наша жизнь переменится. А когда перемены эти закрутят в своём вихре нас всех, поздно будет бежать от них.
— Можно ближе к телу? — попросила я. — А то ты с такого вступления начал, что поневоле подумаешь, что зря ты не пошёл в адвокаты.
— Возможно, и впрямь зря, — вздохнул Филипп. Помолчал чуть и продолжил: — Сколько мы уже друг друга знаем, Варвара? Месяц?
— Наверное, — не то чтобы у меня прибавилось понимания, к чему он ведёт. — Может, чуть больше.
— И на протяжении всего этого срока я был тебе… кем? Сочетаемым? Мужем? Ты была с Люсьеном, вы не таились… и правда о нём, сколь погляжу, ничего в ваших отношениях не изменила. Нынче ты и с Виргилом, хотя он не твой сочетаемый, не амодар… я не говорю о том, другом, возлюбленном адары Феодоры…
Это он так намекает издалека, что я уже с двумя мужиками переспать успела, один из которых даже не мой сочетаемый, а его до тела до сих пор не допустила?
— А кто тебе виноват? — перебила я. — У нас с тобой не то что секса не было, мы даже не целовались ни разу. И, заметь, не потому, что я такая злостная динамщица, а потому, что ты ни грамма интереса не проявил.
Филипп наконец глянул на меня через плечо, и я вдруг осознала удивительную вещь — это не мне надо было ждать, когда сочетаемый изволит возжелать свою адару, но самой тащить его на хальвет, пардон, на ложе.
— Ты издеваешься? — полюбопытствовала я мрачно.
— Издеваюсь? — не понял Филипп.
— Да, издеваешься, — подтвердила я. — Целый месяц ты преданно таскался за мной, куда бы меня ни закинула адарская нелёгкая, стойко переносил все тяготы и не жаловался, хотя ясен-красен, жить в таких условиях ты давно отвык. Ты отказался меня покинуть, когда тебе прямым текстом предложили собрать манатки и вернуться в прежнюю сиятельную жизнь. При том ты и пальцем меня не касался, не претендовал на место в моей постели и не ревновал к Люсьену. Понимаю, для ревности желательно что-то да чувствовать к объекту, а ты вряд ли испытываешь ко мне сколько-нибудь нежные чувства… Но, млин, после всего тыкать меня носом и уверять, что я сама виновата, дескать, не трахнула тебя, бедного сочетаемого, сразу, как приличной адаре положено?
— При чём здесь твоя вина и… плотское соитие? — Филипп повернулся ко мне, окинул взглядом, полным непонимания сути претензий и сомнений в моей адекватности. — Не спорю, мне не пришлась по душе весть, что я избран сочетаемым адары… но я вовсе не столь безответственен, как утверждает мой отец. Я смиренно принял возложенную на меня ношу, исполнил свой долг сочетаемого, несмотря, что ты не…
— А-а, так ты не свалил, покуда предлагали, не потому, что был… хотя бы капельку, вот на столечко заинтересован во мне, а потому, что счёл бытие сочетаемого своим долгом? Только каким долгом, кармическим, что ли? Или трудовой повинностью, искуплением за грехи прежней беспутной жизни? Что ж, поздравляю, ты на редкость хе… хреново долг свой исполняешь. Вроде и рядом, и одновременно будто сам по себе, маменька твоя уже не знает, как извернуться, лишь бы кровиночку родную из моих цепких ручонок спасти, в постель тебя, оказывается, самой тащи…
— Всея Отец! — Филипп возвёл очи к потолку. — Почему ты всё сводишь к постели?
— Потому что полиаморка озабоченная, а ты не знал, какую замечательную адару себе отхватил?
— Нет!
— Ну вот, теперь узнал. Живи с этим.
Всё-таки порой Филя бесит не по-детски! Долги он, видишь ли, раздать вздумал за мой счёт. И добро бы денежные, так нет же, решил мыслить шире, глобальнее. А я-то гадала, какого хрена он упорно болтается рядом, хотя и слепому видно, что в моём гареме он на птичьих правах и упрочивать своё положение не торопится? А оно вона
