секунд.
— И ты думал, мне не нужно это знать?
— Я собирался рассказать тебе, как только со всем разберусь.
— Что такое «все»? — Он гремит.
Деймон смеется. — О, это должно быть интересно.
— Заткнись нахуй, — огрызаюсь я.
— Дэмиен посадил маму Эмми за кражу. Мама Эмми обвинила в этом Эмми, и в наказание она оказалась замужем за этим засранцем.
— Какого хрена на самом деле?
— Это еще не все, но сейчас у нас действительно нет времени. Босс хочет тебя видеть, — говорит Деймон, поворачиваясь ко мне.
— Пошел он. Все это его вина, — огрызаюсь я.
— Ты хочешь сказать это ему в лицо? — Деймон язвит. — Тебе, наверное, тоже стоит по дороге найти пластырь для этого. — Он кивает на мою руку, о которой я совершенно забыл.
В ту секунду, когда я смотрю вниз и наблюдаю, как капля крови падает с моего пальца, меня пронзает боль.
— Ублюдок.
— Поехали. Чем скорее мы разберемся с этим дерьмом, тем лучше.
Я неохотно делаю шаг, чтобы последовать за Деймоном, но Себ остается на месте.
— Я буду ждать. Я думаю, у нас есть несколько вещей, которые нам нужно обсудить, когда ты вернешься, не так ли, братан?
— Отлично.
Я выхожу вслед за Деймоном из номера и направляюсь к лифту, едва сдерживаясь, чтобы не закончить то, что я начал, и не ударить его другой рукой по лицу.
Тишина наполняет лифт, пока мы поднимаемся по зданию, выше, чем могут подняться клиенты отеля.
В комнате охраны тише, чем обычно. Почти все мужчины, которые обычно сидят за компьютерами внизу, все еще развлекаются или смеются за мой счет.
Мои кулаки сжимаются при мысли о том, что все там, внизу, обсуждают мои дела. Мой брак. Мою жизнь.
Я не утруждаю себя стуком после того, как обгоняю Деймона и врываюсь в папин кабинет. В конце концов, он ждет меня.
— Сынок, что, черт возьми, было…
— Твоя вина. Во всем этом была твоя гребаная вина, — плюю я в него. — Почему ты даже на секунду подумал, что все это было хорошей идеей? Ты просто посмешище. Гребаная шутка.
Папа сидит за своим столом такой же невозмутимый, как всегда, и смотрит на меня так, словно я потерял свой вечно любящий разум. Я имею в виду, если честно, я мог бы это сделать.
— Она ушла. С ними. Из-за тебя.
Игнорируя мою проблему с тем фактом, что моя девушка только что эффектно ушла от меня, он поворачивается к Деймону.
— Как им удалось проникнуть сюда незамеченными?
— Я не знаю, босс. Мы изучаем это.
— Иисус, блядь, Христос, Теодор. Это была наша ночь. Ты позорище, — издевается он.
— Как все это было моим…
— У тебя была одна работа. Выясни, что она знает. Тебе не сказано было влюбиться в нее.
— Что? — я рычу. — Я, блядь, не влюблялся в…
И папа, и Деймон смотрят на меня с одинаково пустыми выражениями.
— Что? У меня этого нет. И я сделал свою работу. Она ничего не знает. Понятия не имела, что Кора вообще работает на тебя или торгует какими-либо наркотиками. Она не тот козел отпущения, которого ты ищешь. Ваш заключенный — единственный, у кого здесь есть ответы. Не. Моя. Жена.
Выражение папиного лица не меняется.
— Исправь это. Верни ее обратно. Получи то, что мне нужно.
— Как насчет того, чтобы трахнуть себя, пап? Как насчет того, чтобы ты хоть раз пошел и сам сделал свою грязную работу?
Пульсирующая вена на его виске — единственный признак того, что он вот-вот взорвется, поэтому я поступаю разумно и отступаю к двери.
— Теодор, это не то, чего я ожидаю от… — Я не собираюсь выслушивать его насмешки. Я позволяю двери захлопнуться за мной и направляюсь к лифту с твердым намерением мчаться по городу, пока не найду свою девушку.
Только, похоже, придурки в моей жизни знают меня лучше, чем я думаю, и когда двери лифта открываются, я нахожу не только очень разозленного Себа, но и Алекса, Нико и Тоби.
— Давай, залезай. Мы собираемся напоить тебя как следует, — говорит Нико, отступая в сторону, чтобы выпустить меня.
Я оглядываюсь через плечо, кратко обдумывая свои варианты. Иди сюда с этими придурками или терпеть моего отца.
Да, я не идиот.
В ту секунду, когда я захожу в лифт, Алекс нажимает рукой на кнопку моего номера люкс — буквально гребаного последнего места в мире, где я хотел бы быть прямо сейчас, — и мы снова спускаемся по зданию.
Ничего не сказано, пока мы не стоим за дверью гостиничного номера. Я засовываю свою не кровоточащую руку в карман, чтобы достать ключ, но вскоре обнаруживаю, что в этом нет необходимости. Один стук, и она открывается, являя бледнолицую Калли, когда ее взгляд опускается на мою руку.
— Срань господня, что ты… Я пресекаю ее беспокойство, проносясь мимо нее в номер, который удивительно выглядит почти так же, как тогда, когда я впервые увидел его.
Мой взгляд останавливается на голом участке стены, где было разбитое зеркало, прежде чем я замечаю кого-то еще уголком глаза.
Стелла.
И она выглядит чертовски убийственно.
— Ты гребаный мудак, — кипит она, летя через всю комнату ко мне.
Я знал, что она смертельна, но, черт возьми, я совершенно недооцениваю силу ее удара. Я отшатываюсь назад, когда боль взрывается в моей глазнице.
Но дикой чертовке этого недостаточно, потому что она возвращается ко мне, ее крошечные кулачки врезаются в меня с жестокой силой, которую я ожидал бы от одного из парней. Парни, которые стоят и, блядь, смотрят, как она обрушивает на меня адский дождь.
Я стою там долгие, мучительные минуты, не двигаясь и не делая никаких попыток блокировать ее удары — в конце концов, я их заслужил, — прежде чем Себ, наконец, вмешивается.
— Ладно, Чертовка. Я думаю, ты высказала свою точку зрения.
— Я позволю себе не согласиться, — выдыхает она, когда он тянет ее назад, обхватив руками ее тело. — Он все еще, блядь, дышит. Говорила тебе, что ты должен был позволить мне взять мой нож сегодня вечером.
— Детка, остынь. Все будет хорошо.
Она делает несколько впечатляющих движений телом, которые заставляют мой опухший глаз гореть, когда он расширяется от шока, освобождаясь от хватки Себа.
— Ничто в этом, блядь, не нормально, — выплевывает она, снова сокращая расстояние между нами.
Она тычет меня в грудь. Это менее жестоко, чем ее последнее нападение, но я не могу отрицать, что это все еще больно.
— Я предупреждала тебя, — тихо кипит она. — Я предупреждала тебя, что если
