class="p1">Сегодня мало кто из жителей Берлина помнит, где в 1970-х находился Клуб журналистов. Осведомленность берлинцев тех времен о местонахождении Клуба объяснялась не пиететом перед пишущей братией, отнюдь! В старом четырехэтажном здании располагались сразу три ресторана и пара кабачков, каждый из которых имел свою специфику, то есть кухню и интерьер, отсюда — своих постоянных клиентов — и рассчитан был на их кредитоспособность.
На первом этаже аппетитно благоухали жареными бройлерами дешевые рестораны-пищеблоки для клиентов-экскурсантов с непритязательным вкусом.
Самый маленький кабачок, о котором пойдет речь, располагался на втором этаже, имел изысканную кухню: устрицы, павэ де фуа-гра, ризотто со свежими трюфелями и королевскими лангустами, мидии по-провансальски, подаваемые в эмалированных кастрюльках, паштет из страусиных мозгов, осетровая икра с запеченным в духовке картофелем, сливками и тостами; отборные рейнские вина и тонкие французские коньяки. Водка не в чести — ее не подавали. Цены солидные, публика — под стать им, только коммерсанты и кооператоры. Завсегдатаи меж собой фамильярно называли кабачок «харчевней». Там всегда можно было найти свободное местечко и час-другой расслабляться в атмосфере уюта, покоя, доброжелательной предупредительности элегантного кельнера и безотказного тапера — были бы деньги!
Харчевня вмещала семь столиков. У входа стоял древний рояль «August Forster», за ним сидел его ровесник, тапер Август Штюбе, чья память хранила всю сокровищницу мировой фонотеки. Вадиму Орлову никогда не доводилось слышать, чтобы тот в ответ на просьбу сыграть какую-нибудь мелодию развел руками и сказал: «Я это не умею».
Публика с восторгом и глубоким почтением принимала и старика, и его музыкальную эрудицию. Штюбе платил ей той же монетой — со всеми был одинаково ровен, приветлив, весел и остроумен. Многие посетители предлагали ему выпивку. Он охотно принимал угощение, однако пьяным его никогда не видели.
Сотрудники представительства КГБ в Берлине часто использовали харчевню для встреч с закордонной агентурой из числа западноевропейской бизнес-элиты и интеллигенции, а также для проведения более замысловатых оперативных мероприятий.
Вот и в этот раз Орлов должен был организовать подставу[7] своего агента экстра-класса «Франц» объекту оперативной разработки, некоему Клюге, имевшему обширные связи среди политиков Западной Германии и часто туда выезжавшему, что не запрещалось законами ГДР.
Клюге был бабником, гурманом и меломаном. Орлов затруднился бы ответить, какому из трех пристрастий этот сексоголик-обжора отдает большее предпочтение, ибо каждую пятницу он захаживал в харчевню с очередной юной подружкой, чтобы вместе с нею опустошить гастрономический и винный склады заведения, а заодно с головой окунуться в волны классики XIX века или модной западной джазяги в исполнении Штюбе.
В соответствии с оперативным планом «Франц» в обусловленную пятницу должен был посетить харчевню и, заказав ужин и любимую музыкальную тему объекта, затеять дискуссию с Штюбе.
В споре агент, согласно отработанной Вадимом линии поведения, намеренно допустит мелкие ляпы, на которые Клюге неизбежно отреагирует. Тщеславный и хвастливый всезнайка, он не упустит шанс блеснуть познаниями в истории музыки, хотя бы для того, чтобы произвести впечатление на свою спутницу и возвыситься в ее глазах, а значит, вынужденно пойдет на контакт с агентом.
Кстати, в этом и заключается соль операции по подставе: агент, вызвав огонь на себя, вынуждает объект войти с ним в контакт. Ни в коем случае агент не должен инициативно навязывать знакомство объекту, нет! Ибо это брак, недопустимый в оперативной практике.
После установления контакта «Франц» должен был совместной выпивкой закрепить знакомство с объектом…
За два часа до начала мероприятия Орлов заглянул в харчевню, чтобы ознакомиться с обстановкой. В тот же миг у его стола возник Ганс — кельнер и по совместительству секретный осведомитель криминальной полиции Берлина. Немец, то ли интуитивно чувствуя в Вадиме родственную душу, то ли просто из любви к сыскному ремеслу, иногда оказывал ему мелкие услуги. Как бы там ни было, оба испытывали друг к другу симпатию и приятельские чувства.
Сделав заказ, Вадим спросил, много ли посетителей ожидается вечером.
— Очень много!
— Откуда такая информация? — Вадим нахмурился и попридержал служку за локоть. — При нынешней погоде все должны после работы двинуть на дачи. Ведь прогноз не предвещает дождя…
— Прогноз врет. Правду говорит мой радикулит. Надвигается гроза! — назидательно произнес кельнер и исчез на кухне.
В том, что радикулит Ганса был точнее барометра, Вадим мог убедиться не раз. Плохо другое: если харчевня будет набита битком, подстава сорвется. Ведь нужен оперативный простор для маневра, и каждое слово «Франца» должно быть услышано объектом. Н-да, не было печали… Надо срочно что-то придумать. А что, если…
— Слышал новость? — спросил Орлов, когда кельнер вернулся с заказом.
— О какой новости идет речь?
Ганс при всем своем внешнем лоске был парнем недалеким. Вадим готов был поспорить, что его домашняя библиотека состоит из трех книг: телефонной, сберегательной и Библии. Всю информацию о событиях в стране и в мире он черпал в общении с клиентами. Он верил тому, что ему рассказывали, а дальше выступал в роли ретранслятора. На дремучести Ганса и зиждился расчет Орлова.
— В Стокгольме, — понизив голос до доверительного тембра, начал плести паутину Вадим, — завершил работу Всемирный конгресс лысых. Решением ЮНЕСКО всех лысых заносят в Красную книгу, и они подпадают под особую юрисдикцию ООН…
— Правильно! — Ганс энергично потер руки, а его голова-бильярдный шар засияла от удовольствия. — Нас не так много на этом свете, нас надо холить и лелеять…
— Это еще не все, — Орлов сделал знак Гансу нагнуться и перешел на шепот. — Сегодняшний день объявлен Международным днем лысых… Не исключено, что лысые берлинцы захотят отметить свой праздник в лучших ресторанах города, в том числе и в харчевне, то есть здесь. Учти, среди лысых много влиятельных людей, поэтому кому-то очень не поздоровится, если для них не найдется свободных мест… Впрочем, о чем это я? Ты это знаешь лучше меня!
Импровизированный пассаж Вадима медовой патокой лег на душу кельнера и достиг глубин его сознания. Это стало очевидно после того, как Ганс спешно разбросал по столам таблички с надписью «Заказано».
Орлов расплатился и до вечера покинул харчевню. Когда он вернулся, на тротуарах стояли лужи, а в небе продолжало громыхать. Ганс встретил его у входа в зал.
— Впускаю только лысых! — с пафосом произнес он и указал на пару лысых макушек, отсвечивающих в глубине зала.
— Я всегда знал, что ты умный парень, Ганс… С твоей интуицией только и угадывать, в какой ладони спрятан арбуз! — Орлов похлопал кельнера по плечу. — Принеси-ка мне форель и бокал «мозельского».
Едва Вадим занял место в дальнем углу, как в зал вошел Клюге
