в первой операции открыть и, так сказать, взбодрить остатки нервов, приготовить сосудистую сеть к контакту с биометрической матрицей протеза, а наследующий день, во второй операции присоединить протез к руке пациентки, даже не присоединить или пришить, а врастить живые клетки в биоматрикс.
Первую операцию доктор провёл за пультом нового экспериментального робота под кодовым названием «Эдуард Второй». Вроде всё получилось, хотя руками было бы быстрей, свои сомнения по поводу робота он высказал руководителям проекта. Те запретили ему сомневаться в роботах и посоветовали просто выполнять инструкцию.
На второй операции присутствовали все руководители, все профессора и все ведущие хирурги, трансляция операции велась на три больших монитора, распложённых в лекционном зале, с трёх камер в операционном блоке и двух камер робота. Сначала всё шло хорошо, прошла подготовка тканей руки, кожи, мышц, крупных сосудов, а главной задачей операции была пропустить естественный кровоток через область биоматрикса так, чтобы клетки организма приняли его за своего. Сам же биоматрикс был выращен из стволовых клеток мадам Урсулы в течение года, но только с третьего раза его удалось имплантировать в протез, в его биомеханическую часть, и когда это получилось, протез заморозили до этой операции.
И вот на этом самом важном моменте соединения сосудов робот стал тупить, словно подросток, которому было непонятно или неохота делать домашнее задание. После двух неудачных попыток доктор отключил робота и вошёл в живую операцию. Камера робота снимала работу человека с поднятых над операционным столом стальных щупалец. Робот внимательно наблюдал за движением человеческих рук, он словно учился у хирурга, запоминал и анализировал. А сам человек, сам хирург, полностью погрузившись в операцию, создавал ауру созидания, так всегда проходят восстановительные операции, ткани человека с благодарностью принимают работу хирурга. Часто монотонную и долгую по времени, но возвращающую жизнь в непростой и безысходной ситуации.
Это был триумф доктора, операцию признали ювелирной, все жали руки и подтверждали мастерство и профессора, и коллеги, и даже совсем незнакомые люди. Ночью он всё пережил заново. Как сказала жена: «Ты вернулся из операционной только ранним утром, когда свалился с кровати». Доктор тогда смеялся и был счастлив.
Рану выхаживали ещё две недели, проводили каждодневные перевязки, ставили уколы витаминных стимулирующих заживление препаратов, гормонов и антибиотиков. Сняли швы и передали Урсулу нейротренерам, которые должны были научить руку быть рукой. Это ещё заняло две недели, и вот итог. На смотровой кушетке, в белом пушистом, не больничном, халате сидела довольная мадам Урсула, она обворожительно улыбалась, показывая свои достижения. Рука работала правильно и естественно, всё было ок! Так периодически вскрикивала мадам Урсула, одно было но: цвет кожи протеза был беловато-розовый, естественный для мадам зимней, а летом, как принято в Швеции, цвет кожи у мадам поменялся на сочный бронзовый. Два месяца до операции она провела под летним французским солнцем и всё время загорала на ближнем озере. Но то, что рука отличалась цветом от, скажем, груди, мадам вообще не беспокоило. Через очередное «Ок!» она поведала врачам своё видение ситуации.
– Я раньше думала, что у меня будет рука, как у Терминатора, такой титановый протез! Помните кино, да? Я даже воображала такой момент моей встречи с Ханни, да, я снимаю одежду, – она и вправду скинула халат, вывалив, как сказал потом поляк Нагодовский, груди на всеобщее обозрение, – и подаю ему мою грудь! Этой металлической рукой мою замечательную грудь! – она и вправду подала рукой-протезом свою грудь, наверное, восьмого размера, правда, её побоялись взять.
Доктора выбрали ведущим хирургом у мадам Урсулы ещё и потому, что у них был один рост, а другие хирурги её просто побаивались. Дальше стриптиз продолжился, но в переделах разумного, видимо, так мадам Урсула решила отблагодарить врачей за их работу.
Доктор приоткрыл левый глаз и, глядя на лампу, додумал сон. Он тогда и не подозревал, что этот успех и поставит точку в его французской карьере. Его и многих других хирургов руководители проекта просто заменят на американцев, очень любивших роботов, и корейцев, никогда не нарушавших инструкции.
Да, доктор совсем пригрелся и даже не хотел вставать, хотя думал пройти посмотреть, что там в операционной. Но вставать было неохота, да и пригрелся он совсем. Девушка Настя была словно печка, сопела и распространяла тепло. Вот почему на Севере замерзших кладут к голой бабе, она его согревает, словно печка. Настя хоть и не голая, но согревала их с Лёхой Парадайзом не хуже обогревателя.
При мысли об обогревателе он снова свалился в сон, в котором словно квадрокоптер облетал тот самый французский Центр изучения мозга. Три больших десятиэтажных корпуса разного стекла, два синего, это хирургические и они же исследовательские и розовый, это лабораторный, где проводили все исследования и изготавливали протезы. Но самое главное – это пять подземных этажей лабораторий сразу под всеми корпусами, словно их подземный фундамент. Ещё был сиреневый трёхэтажный корпус реабилитации больных после операций или установки протезов. Этот корпус соединялся с настоящим футбольным полем, граничащим по периметру с беговыми дорожками, он тоже был частью реабилитационного корпуса, как и крытый бассейн белого стекла. Квадрокоптер несколько раз облетел весь периметр, даже большой посёлок на берегу озера, где жили врачи, исследователи, технический персонал и их семьи. Скоро он вернулся и стал кружить над стадионом, где по беговым дорожкам маршировал строй больных с вживлёнными в них протезами, такими, как хотела мадам Урсула, из фильма «Терминатор», титановыми металлическими руками и ногами. Сама мадам Урсула шагала во главе колонны в форме майора МГБ и, сжимая в руке-протезе красный флаг. И остальные больные были в форме МГБ, в разных званиях, но в одних фуражках светло-зелёного цвета, как и сама форма, с золотыми кокардами трёхглавых орлов. Или драконов, в этом сне было непонятно, как и было непонятно, кому улыбалась мадам Урсула во время марширования строем, или она просто делала терминаторный рык. Но всё равно, кому?
Больные сотрудники МГБ маршировали уже не один час, они не уставали, а только воодушевлялись, начиная петь строевые марши немецкого рейха времён Второй мировой войны. Кто-то из больных в звании полковника указал на квадрокоптер, и по нему сразу стали стрелять расчёты зенитных батарей всё той же Второй мировой войны. Стреляли, точно попадая в цель, и уже дымящийся квадрокоптер упал на берег озера, превратившись в доктора, у которого от неудобной позы во сне, или вдруг, или от падения на землю заболела спина. Он дымился, пытался ворочаться, приподнимал голову и видел себя со стороны, видел свои круглые глаза и
