пущает. Ну скажи ему!
Коловерша и впрямь растопырился в дверях, преграждая кикиморе путь.
— Тая, не слушай её, у меня есть вещдоки! — он кивнул на придверный коврик.
— Кикиморин след, — ахнула Тайка. — Кира, мы же договаривались, что ты не будешь так делать!
— Он меня хитростью в избу заманил и заставил в муку вступить, — наябедничала Кира. — А таперича шантажорит… фу, забыла слово такое вумное.
— Шантажирует, — Тайка вздохнула. — Пушок, это нечестно.
— Тая, она врёт. Ну, то есть про муку всё правда. А вот что ничего не знает — точнёхонько врёт!
— А ты бы по-хорошему спросил, тады, может, я бы и ответила, — кикимора вздёрнула острый нос. — А таперича — шиш тебе, морда рыжая-бесстыжая. Тьфу на тебя, тьфу-тьфу!
Тайка закатила глаза.
— Хватит ругаться! Пушок, неси тазик с тёплой водой. Кира, мой лапы. Потом вместе стираете коврик, а я ставлю чайник. Оладушки, надеюсь, все будут?
— Меня оладушками не купишь! — фыркнула кикимора.
— А если с яблочным джемом?
— Ой, ведьма, ну ты кого хошь уболтаешь. Согласная я. Нешто мы чужие, нешто не договоримся? Давай суда свой джем.
— Будет тебе целая банка за правдивый рассказ. Но сначала — лапы!
Когда водные процедуры были закончены, коврик выстиран, а оладушки готовы, все уселись за стол.
— Кума ко мне на праздники приехала, — Кира придвинула баночку с джемом к себе поближе. — Галкой зовут. Городская, панимаешь, фифа. Я думала, посидим, как родичи, покалякаем, а она над нами с Кларой смеяться стала. Дескать, деревенщины мы неотёсанные. Всё ей не так, не эдак. Уж и жалею, что пригласила.
— Поругались, значит? — Тайка участливо сунула кикиморе ложку, но та, мотнув головой, запустила в баночку палец.
— Хуже — поспорили. Я грю: может, Дивнозёрье и маленькое, зато люди у нас добрые да отважные — не то што в твоём городе. А она мне: смертные везде одинаковы, токмо о себе думают. Вот увидишь: начну пужать да глумиться, никто соседу на помощь не придёт.
— Выходит, это было испытание? — нахмурился Пушок. — А нам с Никифором за что досталось? Мы ведь не смертные.
— Да вишь, далеко зашли шуточки, — вздохнула Кира. — Галка увидела, што ведьма наша всем помогает, и сбежала. Не хочет проигрыш признавать, прячется. А пугать да глумиться продолжает, потому што такова уж ейная суть. Она же кикимора-глумница.
— Выходит, дело раскрыто! — Пушок на радостях затанцевал, перебирая лапами. — Осталось найти эту Галку и провести воспитательную беседу. Ума не приложу, где может прятаться глумница? Особенно расстроенная…
Вдруг у Тайки запиликал ватсап, и на экране высветилось новое сообщение от деда Фёдора. Вот это удача!
Она хлопнула в ладоши:
— Я знаю, где Галка. Идёмте, мсье детектив!
* * *
Из приоткрытого погреба деда Фёдора доносились сдавленные рыдания:
— Тут все друг дружке помога-а-ают. А мне никогда никто не помога-а-ал. Всё сама. Вот энтими лапками! Никто со мной не дру-у-ужит…
Пушок собрался было нырнуть в погреб, но Тайка ухватила его за шкирку.
— Погоди. Давай затаимся и послушаем, о чём они говорят.
— Ну-ну, Галчонок, не реви, — пробасил дед Фёдор. — Зачем же ты тогда над всеми глумишься, ежели на самом деле дружить хочешь?
— А шобы знали! Как они ко мне, так и я к ним!
— Месть, значит? Обидели тебя, бедолагу, и ты теперь тоже всех обижаешь?
— Нет! Я глумница, мне по натуре глумиться положено!
— Так ты глумись, но по-доброму. Промеж друзей хорошая шутка знаешь как ценится? На вес золота.
— Правда? — Галка перестала плакать.
— Чесслово!
— Но для этого надо сначала найти друзей… а как? Все только и знают, что гонять меня да за спиной шептаться. Даже кума!
— Для начала перестань притворяться упырём поганым, — дед Фёдор многозначительно кашлянул. — Жесты обидные не показывай, слова пакостные не говори. Вот увидишь, люди сами к тебе потянутся.
— Но если я буду вести себя по-доброму, все решат, что я слабая, — вздохнула Галка.
— Эка, подруга, тебя жизнь помотала. До чего ж надо было довести человека… то есть кикимору. — Что-то громко скрипнуло. Наверное, дед Фёдор уселся на бочку. — На других будешь оглядываться — себя потеряешь. Ну решат они, и что с того? Плюнь да разотри. Вот моя внучка Маришка такая же. Всё время беспокоится, что там другие скажут. Защищаться начинает раньше, чем напали. Эх, молодо-зелено…
— Слышь, дед, а какая она, твоя внучка? — Галка шмыгнула носом.
— Хорошая девочка. Порой глядит букой, но в душе — добрая. И кудрявая, как ты. Хочешь, фотокарточку покажу? Сейчас, только бумажник достану. Вот, смотри.
— Ух, красивая. С тобой живёт?
— Не, в городе.
— Как я, значит… Скучаешь по своей Маришке?
— Ещё бы!
— Что ж тогда сам в город жить не поедешь?
— А чего я там не видел? — усмехнулся дед. — Жил я там когда-то. По молодости уехал счастья искать, да вишь — вернулся. Кстати, ты не думала в Дивнозёрье поселиться, Галчонок? У Маришки там друзья, учёба, а у тебя что? Начни всё сначала.
— А так можно? — ахнула Галка.
— Конечно. Хочешь, вот в погребе живи. Иваныч съехал, место как раз освободилось. Только с условием: никого не пужать, глумиться по-доброму, по-соседски, с пользой. Смех, говорят, жизнь продлевает. И с кумой помирись. Подумаешь, спор проиграла! В другой раз выиграешь.
Тайка хорошо знала этот нравоучительный тон. Дед не только оседлал любимого конька, но и, кажется, наконец-то нашёл благодарную слушательницу.
— Я не понял, мы преступницу хватать будем или нет? — Пушок заёрзал у неё на плече.
— Не надо никого хватать, — улыбнулась Тайка. —
