всей его лояльности, потребовал бы мне специального сопровождения. Которое, конечно же, предоставили бы, резко сократив пространство для манёвра.
Самое сложное — это преодолеть барьер восприятия; в очередной раз понять и вспомнить, что смерть — это ещё далеко не конец. Я теперь точно знал, что бывает после того, как твоё тело становится мёртвой, неодушевлённой материей. А раз так — значит, надо это использовать.
Тревор, перед тем как сознательно перешагнуть этот барьер, оставил шрамы на теле, в расчёте, что они смогут сохранить важную информацию для него в другом мире. Интересно, кстати — куда он попал в этот раз? То, что не в мир вечной войны — это точно. Но какие ещё у него могли быть склонности и тайные желания мне было неизвестно.
Впрочем, не ради него я собирался преодолевать это барьер. Мне нужны были возможности того парня, Шамана. Я помнил, насколько лихо он управлялся своим миром. И почти не сомневался, что у него наверняка есть действенное противоядие против тварей хаоса. Значит, надо каким-то образом заставить его поделиться им.
И в самой формулировке этой задачи содержался ответ на способ её решения.
Я могу взаимодействовать с тварями. Касаться их сознания. Что произойдёт, если в момент гибели я буду связан с одним из них? Почти уверен, что так мне как минимум удастся сохранить свою память. А как максимум — посмотреть, что с этой штукой будет делать шаман, когда я затащу её в тот мир.
В этом плане было несколько очевидных слабых мест. И самое слабое — вопрос возврата. Ведь замок разрушен, значит, прямого пути нет. Что делать? Строить другой замок? Если этот вопрос встал ребром, и никаких других возможностей не было — я бы, скорее всего, от него отказался.
Но потом я вспомнил одну вещь, на которую обратил внимание там. Наши миры не были идеально синхронизированы во времени. Да, какая-то общая корреляция наблюдалась: те, кто погиб давно, попадали туда раньше. Но существовал довольно большой разброс — например, ребята, которые, судя по их навыкам, относились к периоду локальных конфликтов середины прошлого века, попадали в учебные части позже тех, которые совершенно точно погибли в начале этого. Тогда я не придал этому значения. Но теперь это давало мне шанс. Если попасть в тот мир чуть раньше, когда Замок ещё существует — можно выбраться обратно.
В этом случае даже «противоядие» от твари Хаоса иметь не обязательно. Достаточно вернуться вовремя и разгромить нафиг тот филиал ада, который устроили идиоты от науки на плато Путорана.
Риск огромный. Но это точно лучше плана, предложенного научниками. Мало того, что он абсолютно аморален, так ещё и в его реальности у меня были очень серьёзные сомнения. Ну с чего они, в самом деле, взяли, что эта штука захочет «проваливаться» в проход, даже если мы его откроем? И что будет, если эта сущность может делиться? А это ведь предполагается. Её конечная цель — наполнить Хаос копиями себя. В этом случае погибнут оба мира.
Я очень надеялся, что в решающий момент смогу почувствовать: удастся ли мне сохранить память и попасть в нужный мир. Знаю, на то, чтобы определить это, у меня будут мгновения. Есть риск погибнуть просто так. И это риск ставил под угрозу выполнение моего последнего и самого надёжного, третьего плана.
Вот о нём я и собирался рассказать Ивану — на случай, если всё пойдёт сильно не так, и я не смогу реализовать его сам.
Нам выделили двухместную комнату в расположении части, простую, но достаточно комфортную. Мы, наконец, смогли привести себя в порядок и переодеться в чистую форму, которую нам выдали на складе. Тут было тихо — но я не доверял здешним стенам. Поэтому как бы невзначай предложил Ване пойти прогуляться «на ужин».
— Но до него ещё почти два часа! — возразил он.
— А мы пойдём долгой дорогой, — сказал я.
Ваня посмотрел мне в глаза. Понял. Кивнул в ответ и поднялся с кровати.
Мы миновали плац, прошли казармы, свернули в сторону огневого городка и полосы препятствий. Сейчас тут было пусто: для занятий не время — все подразделения готовились к завтрашней «обороне», оборудуя позиции на полигоне и в ближайших лесах.
Я забрался на «разрушенный мост» и сел, свесив ноги. Ваня опустился рядом.
— Что случилось? — спросил он, — решил рассказать про свой план, да?
— Вроде того, — кивнул я, — смотри какое дело: я постараюсь завтра сделать так, чтобы всё сразу стало хорошо. Если выгорит — тебе даже делать ничего не надо будет. Возможно, ты даже этот разговор забудешь.
Иван поднял бровь, глянул на меня скептически, но промолчал.
— Теперь вот что. На случай, если всё станет плохо. Кроме Алины, ты единственный, кому я могу объяснить, почему нужно будет сделать то, что нужно. Но с Алиной особое дело. У нас ребёнок. Я боюсь, что даже такой человек, как она, не сможет.
— Серёг… ты о чём? — насторожился Ваня.
— Мы ведь уже знаем, что смерти нет. Так? — Сказал я, — те, кто вернулся оттуда. Да, мы снова адаптировались к нашему миру — но это знание осталось. Я ведь не просто так с тобой эти беседы вёл, Вань… мне было важно, чтобы ты начал задумываться.
— Задумываться о чём?
— О природе этого кризиса. Ваня, эта штуковина… она ведь не просто убивает. Она переделывает. Берёт готовое и изменяет под себя. Она питается информацией.
— И что? — он всплеснул руками, — мы это давно выяснили, не так ли?
— А то, Ваня, что у тех, кто исчезнет из-за него, никакого другого мира не будет, — ответил я, стараясь глядеть ему в глаза, — это — навсегда. Если бы ты был религиозен, я бы сказал, что эта штуковина пожирает не только тела, но и души.
Иван побледнел.
— Это очень сложно объяснить тем, кто не был там, где были мы, — продолжал я, — даже теоретические знания не поменяют мотивацию. Люди, которые принимают решения, окажутся не способных их осуществить. Понимаешь, Вань? Я даже не пытался. Иначе они придумали бы, как меня остановить.
Он закрыл глаза. Потом снова открыл. Посмотрел на небо. Медленно опустил взгляд.
— Ты хочешь всех убить… до того, как до них добралась эта штуковина.
Я постарался выдавить из себя улыбку.
— Скажи. Это ведь правда лучший выход? Я ничего не упускаю?
В этот раз он молчал дольше. Его взгляд стал отрешённым, будто он глядел куда-то внутрь себя.
— Безумие какое-то… но ты прав. Это лучший из возможных выходов.
У меня от сердца отлегло. Всё-таки Ваня
