красивый костюм, потому что все тело вибрирует в ожидании того, что приготовила его пошлая натура.
Все мои неприступные стены и преграды, которые я с таким трудом возводила в последние два дня просто рушатся под силой этого прищуренного взгляда, этой руки, что подушечками пальцев скользят по лицу, поднимаясь к волосам. Я беспомощна. Я больше не хочу быть гордой.
Он молчит, но наши взгляды переполнены эмоциями.
Он нагло улыбается и набрасывается на мой рот, как будто я — источник его жизни и сладкого забвения.
Мы целуемся жадно, как два маньяка.
Его губы такие твердые. Они почти причиняют боль. Но я испиваю эту боль, словно после долгой ломки. Поднимаю руки, царапаю шею, льну всем возбужденным телом. Не оставляя ни одной прорехи, словно дерево, вросшее в другое.
Тимур нагло, напористо открывает мой тяжелым, влажным языком, трогает мой, увлекает в мокрую, такую пошлую игру. Подчиняет себе, не давая возможности спастись от этой невидимой, неразрывной цепи, что давно обернулась вокруг моей шеи. Наверное, еще в тот момент, когда я его впервые увидела
Я чувствую себя совершенно беспомощной и вздрагиваю, когда Тимур резко, порывисто сдергивает с моих волос резинку. Чуть тянет вверх, легко ступая со мной в руках, заставляет сесть на мотоцикл. Он взбивает мои волосы руками, пропуская их между пальцами так острожное, словно это самая нежная шелковица.
Его пальцы трогают на моей шее бьющуюся венку, нажимают, тянут касание ниже, пока он не упирается в ложбинку между грудью.
Расстёгивает одну пуговицу, другую, третью, все ниже и ниже, пока по коже на животе прохладой не режет воздух. Пока его собственные пальцы не обжигают, смещая чащечки лифчика вниз, пока сосков не касается прохладные брызги порогов. Но этот ожог ничто по сравнению с его губами, которые накрывают мою грудь. То одну, то другую, вылизывают, тянут на себя, прикусывают и отпускают под мои совершенно неприличные стоны.
Я хочу раствориться в нем словно сахар в стакане чая. Это что-то страшное, до невозможности сильное, необъяснимое, неправильное. Дороги назад нет. А если бы была — я бы уничтожила ее собственными руками.
Его руками, что тянутся ниже, к широкой резинке брюк.
Я приподнимаю бедра, помогаю снять с меня брюки, чтобы остаться в одних трусиках. Он хмыкает на разные цвета комплект.
— Что? Я не сексуальная, да?
— Просто всегда понятно, когда женщина ждет секса, а когда нет, — тянет он и трусики по ногами, а мою руку к своему паху. Там такое напряжение, что я невольно охаю. — Больше нет вопросов?
— Только один?
— Давай, — аккуратно все складывает на мой шлем на земле.
— А когда разденешься ты?
Тимур скалится, тут же забрасывая руку за голову, хватаясь за воротник рубашки. Но как назло тянет медленно, медленно открывая шаг за шагом идеальные кубики пресса, прокаченную грудь. Я разве что не облизываюсь, от ширинки веду рукой выше, царапаю эту стиральную доску, сводя бедра плотнее. Между ними настоящий потоп. Но от Тимура ничего не скрыть. Он раскрывает мои бедра максимально широко, без тени смущения заглядывая внутрь. Я закрываю руками лицо, чувствуя, как оно горит.
— Херней не занимайся, лучше ширинку расстегни и презерватив надень.
Я почти голая, на мне только пиджак, который он помогает снять и рубашка, которая тоже становится лишней. Остался только лифчик, но и он болтается на талии. Тимур продолжает одной рукой ласкать сосок, другой сжимать бедро, чтобы не смела сдвигать их. Смотрит между ног. Так смотрит, Господи. Бесстыже царапает взглядом. Это одновременно и заводит, и пугает.
Я скорее отвожу глаза и занимаюсь важным делом, расстегиваю сложный ремень, ширинку, достаю из его заднего кармана три квадратика. Я занята, мне не до того, как он грубее сжимает грудь, как от бедра касается пошло влажной половой губы, заставляя вздрогнуть. Я отвечаю ему тем же, достаю член, который так часто представляла в своих фантазиях, провожу большим пальцем по самому кончику, как загипнотизированная наблюдая как вены только набухают. Слышу шумный выдох, поднимаю голову.
— Давай ты помучаешь меня потом, — отбирает презерватив, вскрывает упаковку, тут же натягивая на себя резиновое кольцо. Смотрит на меня. Впивается пальцами в ягодицу, кожу на которой трет кожаное сидение. Пальцами другой руки между набухших складочек собирает сок, обводит головку, приставляет ее к раскрытой киске, поднимая глаза.
Задерживаю дыхание, чувствуя, как изнутри пульсирую, как сжимаюсь в ожидании вторжения. Тимур направляет себя, раздвигает половые губы, проникает лишь головкой, но меня уже подкидывает, словно на бурной реке. Я ахаю, цепляюсь за его широкие, могучие плечи, пока он медленно, но верно проникает в меня, прижимаясь как можно плотнее, ударяя машонкой по половым губам с пошлым звуком.
Глохну. Слепну. Перестаю дышать. Это ощущение наполненности почти убивает. Я выгибаюсь, пока он скользит назад, и снова толкается вперед. Мучает меня медленными фрикциями, накрывает сосок губами, оттягивает его до сладкой боли. Все тело в ней купается. От этого нервы на пределе, мозги в кашу, рот издает очень неприличные звуки. Я не понимаю, как мотоцикл, в который Тимур меня ударами вжимает, еще не навернулся. Не понимаю, как оргазм, такой желанный, еще не настиг меня. Он же так близко, вот-вот. Но его приближение лишь отдаляется, когда Тимур сдергивает меня с мотоцикла, целует влажно в пересохшие губы. Ложиться прямо на мотоцикл, дергая меня на себя.
— Берись за ручки и начинай двигаться, — хрипло требует, я устраиваюсь удобнее, накрываю стоящий колом член, аккуратно, миллиметр за миллиметр насаживаясь.
Тимур сжимает челюсти, сочно хлопает меня по бедрам, сам руководя действиями. Я наклоняюсь, хватаюсь за руки, нависая над лицом Тимура грудью, словно гроздями ягод. Начинаю двигать бедра, пока он ловит соски, вылизывает их, не пытаясь руководить мною. Я сама, сама впитываю в себя его член, все чаще, все сильнее, пока тело не простреливает спазмом сильной боли. Сладкой, трепетной, пробирающий до костей. Я запрокидываю голову, кричу, сжимая мышцами член внутри себя.
Тимур вжимается в меня сильнее, пока его тело бьет дрожь, пока внутри сквозь тонкую преграду я чувствую горячее давление спермы. Он выдергивает из меня член, но не дает подняться, целует влажно, дико, безумной, поглаживая спину, которую теперь жалит прохлада.
— Хочешь искупаться?
— Шутишь? Холодно же…
— А я тебя согрею… — поднимает меня и ведет по траве в сторону порогу, где, если спуститься видно небольшой участок пруда.
— Очень красиво.
— Ты лучше, — щипает за сосок, получает по спине, тут же поднимает меня на руки и несется к пруду с громким криком "тарзана" под мой
