меня телохранитель. Годы уж не те. Но смотреть будут, уж поверь. Меня специально вызвали, чтобы местных дозорных ты в лицо не знал. Так правильнее, поверь.
– Зачем это Дозору?
– Как это? – удивился Глеб. – А для чего мы ещё нужны? Защитники мы. Сам подумай – если сумасшедшие будут творить, чего хотят, то это какая жизнь-то будет?
Я кивнул. Глеб Иванович, во всяком случае, явно верил в то, что говорил. «Надо бы с дядей Кешей пообщаться», – подумал я. Он поближе к этим конспираторам будет.
– Что мне нужно делать?
– Дитя одного не оставлять, разговоры прекратить, – загнул пальцы Глеб. – Посторонние вами интересовались?
– Вроде нет.
– Никаких странностей не замечал?
– Нет, – уверенно соврал я.
Мне показалось, что казак недоверчиво усмехается, но оказывается, он просто приглаживал усы.
– Телефончик запомни.
Глеб выложил передо мной бумажку с аккуратно написанными цифрами.
– Если что подозрительное, сразу звони, – сказал дозорный. – Поможем, чем сможем.
***
Посоветовавшись с Коршуновым, я решил рассказать об этом разговоре Ритке. Сам Коршунов отнёсся к произошедшему спокойно. Единственно, что попросил повторить номер телефона.
– Попробую пробить телефончик, – сказал он. – На всякий случай.
Сама история его вроде не особенно и впечатлила.
– Это Дозор, Алекс. Их девиз – лучше перебдеть, чем недо… Ну ты понял. Всякий по-своему проводит вечность. Кто-то детей рожает. А кто-то охраняет их от заговоров, реальных или нет.
Ритку во всей этой истории заинтересовало только, откуда Дозор узнал обо всей этой истории.
– Ты Барри не проговорился?
– Нет.
– Уверен?
– Не превращайся в Нельку. Тебе не идёт.
– Фрр… Погуляй лучше с Павликом. У меня хотя бы один выходной будет.
Малыш активно ходил, требовал много внимания, Ритка с ним очень здорово уставала, а у Нельки, видимо, ослабел заряд заботы. Она по-прежнему приезжала каждый месяц, но только на неделю –– максимум две.
– Ты себя нормально чувствуешь?
– Слабость, – поморщилась Рита. – Павлик сопливил неделю, могла заразиться.
К вечеру ей совсем поплохело. Ритка лежала под тремя одеялами и не могла согреться.
– Знобит, – жаловалась она. – Как всё не вовремя.
– Ты моя зазноба, – шутил я. – Заболела, бывает.
– Легко тебе говорить, а я завтра одна буду. Как мне с Павликом-то?
– Напьёшься парацетамола перед переходом и сделаешь всё как обычно.
Рита не ответила, враждебно выглядывая из-под одеяла, словно немец из окопа. Я взял на руки Павлика.
– Всё будет хорошо, Ритка, – сказал я. – Очень тебе сочувствую, но что я ещё могу сделать? Стараюсь вот поднимать тебе настроение. Ужинать будешь?
– Нет.
– Сделаем куриный бульон. Да, Павлик? Сварим маме суп?
– Свалим, – радостно повторил Павлик. – Папа!
– Вот, пойдём-ка и свалим на кухню. У мамы с глаз долой.
Я постарался ободряюще улыбнуться, но Ритка была в фазе хмурости, когда мой оптимизм совершенно переставал работать.
К ночи у неё предсказуемо поднялась температура. Павлика я к этому моменту ушатал, и он безмятежно спал. Хорошо иметь детей, у которых здоровый сон.
– Я очень устала, – тихонько пожаловалась мне Рита. – Надеюсь, Неля сможет приехать.
– Конечно, сможет. Она заботливая.
– Я плохая мама, – вдруг сказала Рита.
– С чего ты взяла? – удивился я.
–Павлика под вечер видеть не могу. Никакой радости уже нет.
– Ты устала.
– А ещё он спрашивает, где папа. Болтает беспрерывно.
– Ты устала.
– Ну что заладил? – вспыхнула она. – Устала-устала… Ему два годика всего, а у меня нет сил.
Я примирительно погладил её по руке. Рука была огненной.
– Температура повышается? – озабоченно спросил я.
Градусник намерял 39.8. Я впервые всерьёз встревожился.
– Надо сбить температуру.
– Сколько времени? – спросила она.
– Десять минут одиннадцатого.
– Ещё два часа до перехода. Лучше потерпеть. Когда лекарство подействует, у меня будет больше времени после перехода.
Уговорить её удалось лишь через час. Мне казалось, что Ритка становится всё горячее, хотя градусник упорно показывал одни и те же цифры.
– Скоро будет переход, – сказала Рита. После лекарства ей стало получше.
– Перенеси Павлика поближе ко мне. Надо, чтобы я могла держать его за руку, – инструктировала меня Рита. – И не давай мне спать.
– У него подгузник полный. Обкакался.
– Потерпит.
– Я заменю, жалко же.
– Ладно, – бессильно махнула рукой Рита.
С подгузниками я наловчился. Одно движение – снял, второе движение – надел. Павлик забавно помогает во сне – приподнимается на ногах. Сложнее, когда нужно удалить, так сказать, последствия. В ванную я тащить его не решился, обтёр как мог влажными салфетками. Павлик стоически перенёс всю процедуру, не открывая глаз. Но стоило мне перенести его к маме, как он проснулся.
– Я проснулся, – ясно сказал он.
– Ночь ещё, – шепнул я.
– Спи, – подтвердила Ритка. – Баю-бай.
Но наследник засыпать вновь упорно не желал: он ворочался, играл с маминой рукой, пытался меня укусить, хотя мы старательно делали вид, что спим. Я положил ему руку на животик, успокаивая. И тут началось. Я почувствовал, как изменилось дыхание у Риты, Павлик тоже попритих.
Лунная дорожка расстилалась перед ними, а я вновь стоял на берегу и протягивал к ней руки. Вот Рита уплывает от меня в свой сентябрь, увлекая за собой Павлика. Светлых пятнышка на тёмной воде, что пытаются влиться в бледный лунный поток. Но в этот раз что-то пошло не так. Маленькое пятнышко не хотело уплывать – она играло со светом, ныряло, дурачилось и не хотело расставаться со мной. Я ощутил ледяной страх от предчувствия, что Павлик не удержится с мамой. И что тогда? Что тогда? Мои руки словно выросли, лианами протянувшись через чёрные воды к светлому пятнышку.
Все эти образы пронеслись передо мной в считанные секунды. Рита, озарив напоследок своим серебристым силуэтом комнату, исчезла. Рядом, на перекрученном одеяле, лежал наконец-то уснувший Павлик.
Доказательство 22 (I)
Назвать эти обширные, ярко освещённые галереи подвалами не поворачивался язык. Залы с бесконечными рядами пожелтевших папок, перевязанных бечевой, переходили в помещения, забитые до потолка стеллажами со старыми
